Дочь оружейника
Шрифт:
Страшный крик вырвался из груди Вальтера, бросившегося на Перолио, но фламандские рыцари удержали оружейника и крепко сжали его руки.
– Напрасно вы горячитесь, – продолжал злодей также хладнокровно и с саркастической улыбкой, – ваша дочь невинна… только вы слишком строги к ней… немудрено, что она упала в обморок при вашем появлении.
Вальтер не мог выговорить слова от гнева и волнения и старался только вырваться из рук державших его, чтобы заставить замолчать клеветника, но граф Баренберг и друзья его хотели выслушать до конца оправдание итальянца.
– Я
Бурграф и некоторые из гостей видимо согласились с этим правилом.
– Во всяком случае, – говорил Перолио, – от небольшой интриги до похищения и святотатства еще очень далеко, и если мне понравилась дочь оружейника, из этого не следует еще, чтобы я решился похитить ее. Ведь и ван Шафлер любит ее, отчего же вы не подозреваете его?
– Вы забываете, мессир, что Мария – невеста графа Шафлера, – отвечал молодой Баренберг вместо Вальтера, который не мог еще придти в себя.
– Да, я слышал это, но признаюсь, никогда не верил, чтобы дворянин мог запятнать свой герб союзом с мещанином. Вы сами, граф Баренберг, не решаетесь на это.
– Ошибаетесь, – отвечал молодой человек, бросив презрительный взгляд на Перолио. – Граф Шафлер благородный, честный и храбрый дворянин, не способный ни на какую подлость. Он служит нашему врагу, но мы все уважаем его и уверены, что он женился бы на Марии. Вы не знаете наших обычаев, синьор. У нас, если дворянин дает слово жениться на девушке самого низкого происхождения, он исполняет обещание или считается подлецом.
Ропот одобрения послышался между присутствующими, и даже бурграф наклонил голову в знак согласия.
– Это очень поучительно, но я не здешний житель, и мне простительно ошибаться. Пусть граф Шафлер любит по своему – это меня не касается, но я не обязан отвечать за все, что происходит в вашей стране. Всем известно, что дней десять тому назад Шафлер приходил в Зест, переодетый крестьянином.
– Это правда, – заметил бурграф, – потом он прислал просить пропуска для него и нескольких товарищей, чтобы встретить свою невесту.
– И вы отказали ему, монсиньор? – спросил Перолио.
– Отказал.
– После этого, вероятно, что кроме Шафлера некому было похитить Марию. Он не мог приехать за ней явно, так увез ее тихонько.
– Ложь и клевета! – вскричал Вальтер.
– Вы не верите мне, потому что Шафлер сказал, что Мария не у него. У него есть свои причины скрывать свое счастье, а я утверждаю, что он настоящий похититель.
– А я, – вскричал Баренберг запальчиво, – утверждаю, что только человек без сердца и чести может клеветать на невинную девушку и оскорблять отсутствующего врага.
– Граф Баренберг! – перебил бурграф. – Прошу вас умерить ваши выражения.
– Не останавливайте
– Обижайтесь или нет, это мне все равно, – возразил пылкий молодой человек, – но я имею привычку говорить громко то, что думаю, и вы выслушаете меня.
– Еще раз прошу вас, перестаньте, – сказал бурграф. – Все вы мои гости, мои товарищи. Я ваш герцог и повелитель, я созвал вас праздновать победу, а вы хотите испортить мою радость вашими ссорами. Надеюсь, что не услышу больше ни одного невежливого выражения.
Начальник Черной Шайки и все гости преклонили головы, в знак согласия, только один граф Баренберг сохранил гордое положение и, подойдя к Вальтеру, сказал ему так, чтобы слышал Перолио:
– Потерпите немного, мастер, праздник скоро кончится.
– Да, очень скоро, – повторил Перолио, улыбаясь.
– Мастер Вальтер, – сказал Монфорт, обращаясь к оружейнику, стоявшему неподвижно, – вы поторопились обвинить мессира Перолио в похищении вашей дочери. Я не говорю, что в этом виноват граф Шафлер, но утверждаю, что начальник Черной Шайки не мог этого сделать. Ищите же верных доказательств; откройте виновных, и я клянусь моей короной, что они будут строго наказаны.
И он дал знак, чтобы Вальтер вышел.
– Благодарю за правосудие, – сказал с отчаянием оружейник, – благодарю за совет, бурграф Монфортский. Теперь я знаю, как вы решаете дела и расскажу обо всем гражданам Амерсфорта. Пусть они узнают, что иностранные разбойники распоряжаются у вас, как дома, и могут безнаказанно бесчестить наших жен и дочерей. Увидим, захотят ли они после этого быть баранами и поддерживать тех, от кого нельзя ждать защиты… А ты, начальник бандитов, – прибавил он в исступлении, грозя Перолио, – ты скоро разочтешься со мной.
И он выбежал из дворца.
Присутствующие боялись, что бурграф прикажет тотчас арестовать безумца, наговорившего ему дерзостей, и это случилось бы непременно, если бы Монфорт был уверен в невинности Перолио.
Но тайное чувство говорило ему, что несмотря на отсутствие доказательств, итальянец участвовал в этом похищении. Принужденный политикой защищать виновного, он не хотел быть строгим и к жертве его и не сказал ни слова после ухода Вальтера.
После драматического эпизода с Вальтером многие из гостей начали собираться домой. Бурграф сам провожал начальников города и войск и разговаривал с ними весело, чтобы заставить их забыть неприятное впечатление.
В зале банкета остались молодые дворяне и воины, для которых только начался праздник, то есть оргия. Со стола сняли скатерть и постелили зеленое сукно, на котором явились карты и кости. С криком «ура!» молодые люди бросились к столу и выложили деньги, а пажи, между тем, устанавливали на столе кружки с вином и медом, потому что дворяне любили пить и играть.
Молодой Баренберг, как горячий игрок, сел у стола один из первых, но когда Перолио сел напротив него, фламандец хотел встать.
– Зачем вы уходите, граф Баренберг? – сказал Перолио. – Уж не боитесь ли вы меня?