Дочь палача и дьявол из Бамберга
Шрифт:
Теперь Барбара сама мечтала стать артисткой. Более того, она чувствовала, что у нее есть к этому задатки! Еще совсем ребенком Барбара любила переодеваться и выкидывать всевозможные фокусы. Может, вот она, долгожданная возможность избежать уготованной судьбы? Ездить бы на тряской повозке, веселя и доводя до слез людей… Разве артисты не столь же нечестивы, как живодеры или палачи? В общем-то, даже не придется изменять своему положению. Вот только как сообщить о своем намерении семье, Барбара еще не знала. Предчувствие подсказывало ей, что отец вряд ли придет в восторг от этих
– Еще сушеную сливу?
Матео протянул Барбаре маленький сморщенный плод и тем самым вывел ее из задумчивости. Они как раз проходили мимо решетчатых ворот городской тюрьмы на Грошовой улице. Барбара невольно задумалась: ведь ее дядя иногда стегал здесь розгами приговоренных, прежде чем отвести на висельный холм или лобное место. Матео, похоже, заметил ее обеспокоенный взгляд.
– А твоему отцу не снятся в кошмарах те, кого он казнил? – спросил он с любопытством и сдвинул на затылок мятую шляпу. Хоть и с южным акцентом, юноша на удивление хорошо говорил по-немецки. – Ведь, как мне кажется, ему приходится иногда пытать или вешать людей, которых ему искренне жаль. Или нет?
Барбара, пожав плечами, положила в рот сливу и стала медленно пережевывать. Некоторое время они хранили молчание.
Наконец она проглотила сладкий фрукт и ответила:
– Он не разговаривает с нами о работе. Никогда. Никто, в общем-то, и не знает о его чувствах. Может, мама знала, но она, к сожалению, умерла. – Она приняла серьезный вид. – Мой брат, Георг, видимо, станет палачом в Шонгау после отца. И он, упрямец, тоже часто молчит. Это, наверное, передается по наследству, во всяком случае по мужской линии. Дядя Барт такой же. – Девушка вздохнула и вытерла рот. – Поговорим лучше о чем-нибудь приятном. Например, как ты стал артистом.
Барбара искоса взглянула на Матео. Они свернули на широкую мощеную улицу.
Юноша ухмыльнулся:
– Рассказывать особо и нечего. Я рос уличным мальчишкой на Сицилии. Отца не было, а мать пила и только рада была, что я сбежал. Я примкнул к группе артистов, и у меня, видимо, оказался талант. Во всяком случае, сэр Малькольм заметил меня на ярмарке в Сиене. С тех пор я скитаюсь с ним по свету. – Он рассмеялся. – До сих пор я в основном играл прелестных девиц. Но голос постепенно грубеет и стала появляться щетина. Вот, потрогай.
Он взял Барбару за руку и приложил себе к подбородку. У девушки побежали мурашки по коже.
– Де… действительно, – проговорила она, запинаясь. – Значит, скоро женские роли придется играть другому юноше?
Матео отмахнулся:
– С недавних пор женские роли разрешено исполнять и женщинам, хоть церковь этого не одобряет… Ну да ладно! Роли молодых любовников удаются мне куда лучше.
– Могу… себе представить.
Последние несколько минут пролетели для Барбары как под гипнозом. Когда она опомнилась, оказалось, что они стоят недалеко от Длинной улицы, возле заросшего сада, к которому в дальней его части примыкало большое строение. Стены обветшали и заросли ежевикой, сквозь щели между камнями угадывалось несколько одичалых яблонь, на ветках которых еще висело с десяток сморщенных яблок.
– Может,
Барбара вспомнила встречу со стражниками, когда она заглядывала в заброшенный дом. Однако большие темные глаза Матео ее переубедили.
– От… отдохнуть? Ха-ха! – Девушка принужденно рассмеялась. – А почему бы и нет? Фух, мне что-то и вправду жарко… – В следующую секунду она вспомнила, что стоял конец октября и на плечах у нее тонкий плащ поверх кофты. – Э, в смысле, я немного устала после представления. Может… может, нам и вправду стоит перевести дух?
Матео уже вскарабкался по выступающим камням наверх и протягивал ей руку. Барбара перебралась через стену, и город словно бы остался далеко позади. Кругом царила тишина, только на ветках чирикало несколько воробьев, дул слабый ветерок. Матео по-прежнему держал ее за руку.
– Красивое место, – проговорила Барбара нерешительно и взглянула на большое сооружение, стоявшее в некотором отдалении. Еще одна стена отделяла заброшенный участок от ухоженного сада, принадлежащего, судя по всему, внушительному зданию. – Так спокойно, и прямо посреди города…
– Оно не всегда было таким красивым, – тихо ответил Матео. – Маркус Зальтер рассказывал мне, когда мы приезжали сюда в прошлый раз. Местные жители зовут этот сад проклятым. Еще сорок лет назад на этом самом месте стояло здание, где допрашивали и пытали предполагаемых ведьм и колдунов. Так называемый Ведьмин дом. Слышала когда-нибудь об этом?
Барбара молча помотала головой, и Матео стал рассказывать дальше:
– Все началось с того, что у сына бургомистра нашли и конфисковали книгу о Докторе Фаусте.
– Докторе Фаусте, которого Зальтер играл в пьесе? – уточнила Барбара.
– Да, его самого, – кивнул Матео. – Четырнадцатилетний парень принял работу за магическую книгу и принялся всех без разбору обвинять в колдовстве. Вскоре началась волна настоящих арестов, которая захлестнула и самого мальчишку. Подозреваемых, видимо, было так много, что городской тюрьмы оказалось недостаточно. Вот и решили выстроить это проклятое здание. – Он показал на заросший сад. – Застенки, камеры пыток, сараи, даже часовня для исповедания и зал суда. Все устроили так скрытно, что снаружи не было ничего заметно. Но горожане знали, что здесь происходит. Незадолго до прихода шведов последних арестованных отпустили, а строение спешно разобрали. Наверное, и потому, что стыдились собственных злодеяний.
Матео с грустью опустился на поваленный ствол дерева.
– Но к этому времени были убиты сотни людей. В соседнем Цайле даже выстроили большую печь, чтобы сжигать предполагаемых ведьм и колдунов. Разве это не ужасно?
Барбара опасливо огляделась. На солнце вдруг наползла туча, и сад накрыла тень. Среди зарослей вереска и яблонь угадывались останки фундамента с прямоугольниками комнат. В них валялись ржавые гвозди и гнилые, изъеденные временем балки. Сад больше не казался девушке таким уж уютным.