Дочь палача и театр смерти
Шрифт:
Большими белыми глазами девочка уставилась на Куизля.
– Кто… кто ты? – пробормотала она в бреду. – Смерть?
– Я… – начал Якоб, но заметил, что девочка снова закрыла глаза.
– Нельзя, чтобы он увидел тебя, – пробормотала она.
Палач нахмурился:
– Кто? Кто не должен меня увидеть?
– Никто не должен нас видеть.
Куизль перебрался через стенку и смахнул русый локон с лица девочки. Теперь он увидел, что на лбу у нее повязка, черная от спекшейся крови. Похоже, девочка была тяжело ранена.
– Что ты говоришь, дитя? – спросил
Вместо ответа девочка показала дрожащей рукой в ту сторону, откуда доносился металлический стук. Там высилась еще одна каменная глыба, темная и массивная, как сжатый кулак.
Звяк, звяк, звяк…
Палач осторожно укрыл раненую девочку.
– Я скоро вернусь, – проворчал он. – Кто бы это ни был, он сильно пожалеет о том, что сделал.
После чего выпрямился во весь свой рост и взял фонарь. Взвесив в руке дубинку, палач направился к скале. В свете фонаря там вырисовывалось темное отверстие.
Девочка назвала его смертью.
Что ж, скоро он действительно станет ею.
Барбара в страхе смотрела на Мельхиора Рансмайера, чьи тонкие пальцы скользили от ее носа по губам и к груди. Она лежала связанная по рукам и ногам на какой-то кушетке с красным выцветшим покрывалом. Лицо доктора было всего в паре дюймов от Барбары, и за приторным ароматом духов она чувствовала запах пота, вонь вареного лука и дешевого вина, которого Рансмайер, по всей видимости, напился прежде. Хотелось бы закричать от страха, но рот ей заткнули грязной тряпкой, от которой тошнило. Где-то в углу всхлипывал Пауль, тоже связанный и с кляпом во рту.
– Ты боишься, верно? – шептал ей Рансмайер на ухо. – Но можешь не опасаться; если сделаешь все, как я скажу, то не пострадаешь. Но для этого тебе придется уважить доктора.
Он хихикнул, и тиролец рядом презрительно фыркнул.
– Хватит заигрывать, переходите к делу! – велел он. – Пусть девчонка скажет, что ей известно. Потом можете развлекаться сколько душе угодно.
Около получаса назад Рансмайер с тирольцем притащили своих пленников домой к доктору. Некоторое время до них доносились отдаленные выкрики стражника, однако нож у горла пресекал любые попытки позвать на помощь. Потом они спустились по лестнице в душную, освещенную факелами комнату, вероятно служившую Рансмайеру лабораторией.
Краем глаза Барбара видела десятки полок, заставленных пузырьками и банками с отвратительным содержимым. В одной из банок помещался человеческий зародыш с огромной головой размером как его туловище, рядом в прозрачной жидкости плавала отрубленная рука, а еще в одной банке – человеческий глаз, на котором еще сохранились нервные волокна и сосуды. Глаз безучастно таращился на Барбару, пока она тщетно ерзала по кушетке. Рансмайер тем временем играл пуговицами ее платья. На щеке у него засохла кровь.
– Тебе ведь нравится, да? – проворковал он и с наслаждением расстегнул первую пуговицу.
– Прекратите, черт подери! Так мы ничего не получим! – Тиролец схватил связанного Пауля,
Девушка кивнула, и тиролец грубо отшвырнул Пауля, после чего подошел к ней и взялся за ее кляп.
– Только без глупостей, – пригрозил он. – Здесь твоих криков все равно никто не услышит. Так что это пустая трата времени. – Он наклонился и прошептал ей в самое ухо: – Кроме того, я могу сделать так, чтобы этот похабник убрал от тебя свои лапы. Так что будь умницей.
Тиролец вынул кляп. Барбара закашлялась и принялась хватать ртом воздух.
– Я… клянусь, о том, что было на кладбище, знаем только мы с Паулем, – просипела она. – Вчера Пауль украл у кого-то из стражников связку ключей и бросил мне в камеру. Я сбежала, и с тех пор мы прячемся на стройке у церкви. И вот увидели вас!
Это была наглая ложь, и Барбара сама себе подивилась. И тиролец, и Рансмайер, казалось, пребывали в нерешительности, но, судя по всему, не могли представить, как иначе она умудрилась сбежать из тюрьмы.
Тиролец склонил голову, прикусил губу и наклонился к Барбаре почти вплотную.
– Даже не знаю, можно ли тебе верить, девка. Значит, этот дьяволенок стащил у стражника ключи? Хм, от него можно многого ожидать, но чтобы такое…
– Это правда! – заверила его Барбара.
– Дайте мне для начала поразвлечься с нею, тогда уж мы узнаем, где тут правда! – прошипел Рансмайер. – Уж вы мне поверьте, эти Куизли врут как дышат, грош цена их словам.
Он расстегнул следующую пуговицу на платье Барбары, но тиролец остановил его.
– Что тебе известно? – спросил он почти дружелюбно.
– Ну, вы… вы контрабандой переправляете соль, – торопливо ответила Барбара. – Наверное, из Тироля, и в больших количествах. Бургомистр Бюхнер, вероятно, тоже в этом замешан. Он заведует строительными работами при церкви, а вы сгружаете там соль в мешках из-под извести. Стройка служит вам для перегрузки. Оттуда ее в телегах перевозят к пристаням и дальше переправляют по воде.
Тиролец улыбнулся:
– Смышленая девочка. Да к тому же милая… Хотелось бы мне такую к себе домой да в постель… – Он с сожалением развел руками: – Но, увы, ничего из этого не выйдет. Есть в тебе еще одна черта, которая мне совершенно не нравится. Ты не можешь держать рот на замке. – Он повернулся к Рансмайеру и кивнул: – Думаю, теперь она все сказала.
Барбара попыталась закричать, но тиролец снова сунул кляп ей в рот, и она лишь сдавленно захрипела.
– Она ваша, доктор. Но после нам придется от нее избавиться. Не станете же вы вечно держать ее здесь.
Он наклонился к Барбаре и погладил ее по волосам:
– Эй, все же есть и хорошие новости. Этот маленький бесенок понравился мне, – тиролец показал рукой в угол, где рвался связанный Пауль. – Как его зовут? Пауль? Прелестное имя. Я заберу его с собой в Тироль. Из него выйдет отличный солдат. – Мужчина рассмеялся. – Или убийца и головорез. Разницы никакой, хотя бы на меня посмотреть.