Дочь палача и театр смерти
Шрифт:
Тут он снова многозначительно помолчал. Симон видел в свете факелов, как в предвкушении заблестели у всех глаза.
Они и впрямь хотят принести его в жертву!
Мысли вихрем проносились у него в голове. Должно быть, на этом самом месте Вюрмзеер и еще несколько безумцев принесли в жертву Маркуса и Мари. Файстенмантель, вероятно, был тому свидетелем и теперь грозился выдать виновных. И теперь должен лишиться за это жизни. Может, юный Доминик и Урбан Габлер были убиты по тем же причинам? И Себастьян Зайлер наложил
– Мы, жители Обераммергау, – гордый и свободный народ и никогда не слушали ничьих указаний, – продолжил Вюрмзеер. – Мы всегда вместе принимали решения. И теперь поступим так же. Те, кто считает, что Конрад Файстенмантель заслуживает смерти и что это убережет нас от грядущих бед, поднимите руки.
Поначалу робко, затем более уверенно собравшиеся стали поднимать руки.
– Убить! – выкрикнул кто-то.
Второй подхватил:
– Убить!
И уже зловещим хором разносилось:
– Убить, убить, убить!
Вюрмзеер жестом призвал толпу к тишине, после чего кивнул с серьезным видом.
– Так тому и быть.
Он выхватил кинжал и медленно двинулся к кресту.
В этот миг Симон услышал позади тихий шорох. Он оглянулся в страхе. Со стороны леса к нему быстрым шагом приближался судья Йоханнес Ригер и с ним четверо стражников.
– Господи Иисусе, вас послали небеса! – просипел цирюльник.
Он испытал невероятное облегчение. Очевидно, судья в последний момент узнал о жутком замысле и теперь явился, чтобы положить этому конец. Значит, здравый смысл и закон еще имели силу в этой долине.
– Эти безумцы собираются принести в жертву Конрада Файстенмантеля, – прошептал Симон, когда Ригер оказался рядом. – Должно быть, Вюрмзеер вместе с кем-то еще сотворил нечто ужасное с батрацкими детьми, а Файстенмантель знал об этом. Нужно срочно…
– У нас тут шпион! – громко крикнул судья и показал при этом тростью на ошарашенного Симона. – Он подкрался и подслушал. Я знал, что часовые вокруг леса будут нелишними. – Ригер с тонкой улыбкой обратился к стражникам: – Хорошая работа. А теперь отведите парня на холм. Возможно, одной жертвой сегодня не ограничится.
Судья наклонился к цирюльнику, застывшему в ужасе, и произнес тихим, почти сочувственным голосом:
– Я ведь говорил вам, мастер Фронвизер, чтобы вы не вмешивались в дела, которые вас не касаются. А теперь слишком поздно.
Стражники схватили Симона и потащили по тесному коридору, образованному зрителями. Фронвизер кричал, шляпа слетела у него с головы, и толпа втоптала ее в грязь. Точно овцу на убой, стражники волокли беззащитного цирюльника на вершину холма, к ревущему костру и кресту с висящим вниз головой Файстенмантелем.
Наверху, с кинжалом в руке, дожидался Вюрмзеер.
– Друзья мои, боюсь, нам снова придется голосовать! – раздался его громкий голос.
Симон закрыл глаза.
«Это кошмарный сон, – думал он. – Господи, дай мне проснуться!»
Когда Фронвизер вновь открыл глаза, первые из зрителей тянули
Он догадывался, чем окончится голосование.
К тому времени, когда Магдалена добралась до Обераммергау, снег повалил, как в феврале. Крыши и дороги устилал белый покров, с гор завывал ветер. Она по-прежнему держала перед носом у Франциска кусок соли. Осел шагал с возрастающим нетерпением.
За последние полчаса Магдалена не раз обругала себя за собственную глупость. По сути, она давно могла догадаться о том, что происходило в том сарае в Сойене. Смертельный ужас, вероятно, затмил ее разум. Но в нынешнем положении это знание ничего, в общем-то, не меняло. Она должна как можно скорее разыскать Лехнера – это единственное, что сейчас имело значение. В первую очередь нужно спасти Барбару! Магдалена понятия не имела, где ей искать секретаря. Она знала лишь, что он вместе с ее отцом отправился в Обераммергау. Что ж, в этом деле ей наверняка поможет Симон. Магдалена до сих пор злилась на мужа за то, что он, не посоветовавшись, решил задержаться. Но в то же время она ужасно по нему соскучилась. По нему и по старшему сыну. Быть может, скоро ей выпадет возможность сообщить семье о своем новом положении… Она погладила себя по животу и нахмурилась: «Надо надеяться, что брат Константин прав и с ребенком ничего не случилось. По крайней мере, кровь не шла».
Магдалена огляделась на темной, заснеженной улице в надежде встретить кого-нибудь и спросить дорогу к цирюльне. Но на улице не было ни души. И в окнах почему-то не горел свет. Большой трактир справа, похоже, был закрыт. Может, все отправились на какое-нибудь богослужение? Магдалена решила заглянуть в церковь, чья колокольня темным контуром вырисовывалась во мраке. Но и там стояла полная тишина. На кладбище высилась странная конструкция, похожая на сцену, и по ней кто-то ходил из стороны в сторону, опустив голову и молитвенно сложив руки.
– Эй, там! – крикнула Магдалена и помахала. – Вы меня слышите?
Человек поднял на нее глаза и вздрогнул. По его одежде Магдалена догадалась, что это, должно быть, местный священник.
– Господь всемогущий! – просипел он и упал на колени. – Христос явился в Обераммергау!
– Я не… – начала Магдалена, но священник прервал ее:
– О, я знаю, что согрешил! – произнес он жалостливо. – Я не должен был допускать этого! Я был слаб, Господи! Я боялся за свою жалкую жизнь. О Господи, прости меня!
– Понятия не имею, о чем вы, – пробормотала дочь палача.
Но потом она вдруг поняла, что так смутило священника. В рясе и с длинными волосами Магдалена действительно имела отдаленное сходство с Иисусом на фресках в церкви Шонгау. И восседала на осле, словно Христос въезжал в ворота Иерусалима. «Не хватает только пальмовых листьев и ликующей толпы, – подумала она. – В особенности толпы…»
Женщина соскочила с Франциска и на подгибающихся ногах прошла на кладбище. Священник по-прежнему стоял на коленях и молился.