Дочь палача и ведьмак
Шрифт:
– Так это вы? – с улыбкой произнес патриций. – Мне рассказали, что вчерашней ночью вы свалились без чувств. Я не рассчитывал увидеть вас так скоро.
– Я так смотрю, мне здесь и делать нечего.
Симон одобрительно покивал и вошел в просторное, хорошо проветренное помещение. Пол начисто вымели и расстелили свежий тростник, человек двадцать больных дремали на койках, и вид у всех был вполне ухоженный. Повязки и компрессы им, судя по всему, недавно поменяли.
– А вы уверены, что не хотите продать свою гончарню
Шреефогль отмахнулся.
– Мне теперь кое-кто из монахов помогает, иначе я не справился бы. Кроме того, худшее, слава богу, осталось позади. Больных уже меньше. Но признаю, работа доставила мне удовольствие, пусть она и вполовину не так доходна, как моя должность в городском совете. – Он подмигнул лекарю. – Но вы пришли явно не комплименты мне выражать, а ждете от меня некоторых сведений, верно? Я даже догадываюсь, каких именно. И полагаю, у меня есть чем вас удивить.
Симон взволнованно закивал:
– Я просил вас вчера расспросить в таверне, откуда они берут продукты. Наверняка эта чертова зараза как-то связана с таверной! Слишком много больных там бывали, прежде чем слечь. И что же вы выяснили?
– Что вы правы.
Симон растерянно взглянул на советника:
– То есть? Прошу вас, не заставляйте каждое слово из вас тянуть. Значит ли это…
– Продукты в таверну действительно поставлял только один человек, – перебил его Шреефогль с ухмылкой. – Я взглянул на мясо, яйца и овощи. Все они оказались далеко не первой свежести, а в мясе уже ползали личинки. Уверен, там и есть источник болезни.
– Но… но почему в таверне позволили подавать эту гниль? – спросил Симон с удивлением.
– Все происходило с одобрения приора. У поставщика были могущественные заступники в совете монастыря. Кстати, тот же самый человек продал монастырю смешанный с жиром воск и дешевые иконки по завышенной цене. Без взяток тут явно не обошлось.
Симон затаил дыхание, сердце бешено заколотилось.
– А может быть так, что я этого поставщика знаю? – прошептал он.
Шреефогль довольно кивнул:
– Можно и так сказать.
– Господи, это же…
– Карл Земер, бургомистр Шонгау. Настоятель сегодня утром разорвал с ним все соглашения. Больше Земер ничего не сможет здесь продать. – Шреефогль лукаво улыбнулся. – И договор с Виттельсбахами тоже от него ускользнул. Я лично позаботился о том, чтобы граф обо всем узнал.
Симон рассмеялся так громко, что некоторые из больных испуганно проснулись.
– Толстосум жирный! – воскликнул он и покачал головой. – Это ему за то, что всех дурил и карманы набивал! В будущем Земеру придется, наверное, поумерить аппетит… – Он вдруг подобрался. – Что ж, надеюсь, он и в совете станет теперь немного сговорчивее. Нам с Магдаленой он чего только не
Шреефогль пожал плечами и направился к одной из коек, чтобы сменить компресс больному.
– Об этом не беспокойтесь. Не думаю, что в подобных обстоятельствах его когда-либо еще изберут бургомистром. Скорее…
Дверь с грохотом распахнулась, и в лазарет, морща нос, вошел граф Вартенберг. Одетый, как и вчера, в красный сюртук, он был аккуратно причесан и источал привычный аромат мыла и духов. Только взгляд был усталый, словно граф не выспался за прошедшую ночь.
– Так вот ты где, цирюльник, – начал он нетерпеливо, не удостоив Шреефогля и взглядом. – Уж и не знал, где тебя искать. Ты тестя своего видел?
Симон искренне взглянул на гостя.
– Я думал, он объяснится с вами по поводу вчерашнего… Не объяснился?
– Нет, черт возьми, не объяснился. – Граф вздохнул и отмахнулся. – Но мне в общем-то и дела нет до него. Пусть монахи с ним возятся. Входы в катакомбы я велел засыпать, святотатцев этих увезли… Поручение я свое выполнил.
Он задумался на мгновение.
– Да я, собственно, и не за палачом сюда явился, а по поводу сына.
– Так ему лучше? – взволнованно спросил Симон. – Иезуитское снадобье помогло?
Вартенберг кивнул.
– Да, кажется, он действительно пошел на поправку. Лихорадка спала. Я… мне следует тебя поблагодарить. – Он расправил плечи. – Поэтому у меня есть к тебе предложение.
Симон нахмурился:
– И какое же?
– Мы возвращаемся сегодня в Мюнхен, – благосклонно пояснил Вартенберг. – Мне в семье пригодился бы врач вроде тебя. У нас во дворце пустует несколько комнат, а жалованье твое по сравнению с нынешним вырастет в десять раз. Ты мог бы выхаживать моих детей, взять на попечение кого-нибудь из богачей – и жить себе припеваючи. Ну, что скажешь?
У Симона кровь прилила к голове. Возможно ли это? Чтобы он, бросив университет в Ингольштадте и работая простым цирюльником, смог устроиться врачом в Мюнхене? Именно такой должности хотел бы для него покойный отец! И граф наверняка знал способы, как добыть необходимые апробации…
– Ты в раздумьях? – спросил Вартенберг.
– Нет-нет, просто…
Лекарь со смехом покачал головой, но потом вдруг с беспокойством взглянул на графа.
– А как же жена и дети? – спросил тихо. – Что насчет них?
– Дочка палача? – Вартенберг вскинул кустистые брови. – Безродная женщина и безродные дети в моем доме? Как ты себе это представляешь?
Он задумался ненадолго.
– Ну ладно, сможешь их иногда навещать, согласен. Может, они поселятся в Мюнхене, в квартале кожевников, и ты в первое время поможешь им деньгами. – Граф усмехнулся. – Но любовь приходит, любовь уходит… Уверен, в скором времени ты подыщешь себе другую жену, из лучших кругов.
Симон склонил голову, словно задумался.