Дочь палача и ведьмак
Шрифт:
Это был Якоб Куизль.
– Прекратить, живо! – рявкнул он. – Все трое! Или запорю так, что в церковь на карачках поползете!
Левой рукой палач захлопнул дверь, а правой поднял фонарь и посветил монаху в лицо: капюшон в пылу борьбы с него съехал.
Осознав наконец, кто перед ним стоит, Симон прикусил губу, чтобы не вскрикнуть.
Это был настоятель, и он был очень зол.
10
Четверг 17 июня 1666
– Приветствую, ваше преподобие, – сказал Куизль и поднес фонарь еще ближе, так чтобы Симон с Магдаленой увидели бледное, залитое потом лицо настоятеля.
Маурус Рамбек хрипел, ряса его во время борьбы запылилась и порвалась у подола, по лбу стекала тонкая струйка крови. И все-таки он пытался сохранять подобающий его сану достойный вид.
– Что… что вы удумали такое, подонки? – прошипел он, поднимаясь с пола и потирая ушибленную голову. – Нападение на настоятеля! Вы с ума сошли? Вам всем это может головы стоить!
– Или вам, – невозмутимо ответил Куизль. – Время покажет. И кстати, если ищете вашего родного брата Виргилиуса, то вынужден вас разочаровать. Письмо написал я.
– Родного… брата?
У Симона на мгновение перехватило дыхание от удивления. Он по-прежнему не мог до конца осознать, что перед ними действительно стоял, точно забитый воришка, настоятель Андекса. Неужели они ошиблись и все это было большим недоразумением? В таком случае им и вправду грозил солидный штраф. Ведь они едва не убили высшего сановника монастыря.
– Ваше преподобие, я… не совсем понимаю… – снова начал лекарь.
– Быть может, настоятель сам объяснит нам, что он здесь делает, – перебил его Куизль. – В сегодняшнем письме я лишь выдал себя за его брата Виргилиуса и написал, что дароносица с облатками спрятана здесь… – Палач звучно сплюнул. – То, что господин Рамбек в одиночку явился в логово ко льву, свидетельствует, видимо, о том, что знает он гораздо больше, чем все мы, вместе взятые. И о пропаже облаток в том числе. Поскольку он сам же их и украл. Так ведь?
Настоятель вздрогнул, глаза у него заблестели, но он все же взял себя в руки.
– Что за нелепица!.. И вообще, что все это значит? Я требую объяснений, господин цирюльник! – Он грозно повернулся к Симону. – Я, как глава монастыря, ничего не подозревая, прихожу в этот дом, и на меня вдруг бросается шайка негодяев!
– Хм, насчет шайки я бы так не сказал, – ответил Симон, по-прежнему сконфуженный. – Эта женщина – моя супруга, а монах… – Он взглянул на палача. – Это, как вы уже знаете, брат Якобус, францисканец, что помогает мне с больными.
– К черту брата Якобуса! – проворчал Куизль. – Самое время покончить с этим дурацким маскарадом! Я – палач из Шонгау, а этот ваш господин цирюльник – мой зять.
Теперь
– Палач из Шонгау? Зять? Но почему…
– Это мы вам потом объясним, – вмешалась Магдалена. – А сейчас мне хотелось бы узнать, зачем настоятелю разыскивать Виргилиуса.
Куизль поставил светильник на опрокинутый стол и скрестил руки на груди.
– Да потому, что он его брат, черт побери! – прорычал он. – Я же только что сказал. Непомук рассказал мне об этом сегодня в полдень. Он один из немногих, кому это известно. Виргилиус, наверное, сам же ему и проболтался. Оба Рамбека учились вместе в Зальцбурге.
Симон слабо застонал.
– Отсюда и книги наверху! Они из университета… Проклятие, я же знал, что настоятель провел там несколько лет! Когда я увидел печать на «Большом опусе» Роджера Бэкона, мне следовало догадаться, что между ними есть какая-то связь.
– Если тебя это утешит, дорогой зять, – ответил палач, – то мне тоже потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить. Ты сам рассказывал мне об этом в тот раз, когда мы заходили к настоятелю. Хвала святому Антонию, сегодня в полдень я все вспомнил.
На несколько секунд воцарилось молчание; все взгляды устремлены были на настоятеля. Он по-прежнему неподвижно стоял посреди комнаты, глаза у него сверкали, губы были плотно сомкнуты. Но потом в нем что-то переменилось. Казалось, он сморщился изнутри и с него сползла вся властность – остался лишь напуганный человек в рваной рясе. Симон невольно подумал о том, в каком напряжении находился настоятель все эти дни.
– Мой… мой брат всегда был умнее меня, – произнес Маурус Рамбек через некоторое время.
Он опустился на один из уцелевших еще стульев, злобный поначалу голос теперь стал очень тихим.
– Еще ребенком Виргилиус обо всем выспрашивал у отца. Потом мы вместе учились в Зальцбурге, но вскоре пути наши разошлись. Он бывал в Париже, Лондоне, Роттердаме – там, где в исследованиях сделаны значительные шаги и науку не считают порождением дьявола… – Он печально засмеялся. – А я стал простым монахом в Андексе и позднее устроил Виргилиуса сюда часовщиком. Но никому об этом знать не следовало, иначе все восприняли бы это как кумовство.
Настоятель рассеянно повертел перстень на пальце.
– Вскоре после этого мне, к сожалению, пришлось вернуться в Зальцбург, теперь уже преподавателем, – продолжил он со вздохом. – Для меня нашлась миссия более высокая. Виргилиус же остался в Андексе. Когда я вернулся в монастырь уже в должности настоятеля, это стало жестоким ударом прежде всего для брата Иеремии.
– Судя по всему, теперь ему все-таки удастся стать новым настоятелем, – заметил Симон. – Во всяком случае, идея с вызовом судьи из Вайльхайма принадлежит лично приору.