Дочь пекаря

Маккой Сара

– Вот. – Рики положил рядом с ней розовое одеяло.

– Gracias [37] . – Она погладила фланель.

Девочка попросила брата опять поиграть в кабана, и они унеслись.

– Ni~nos paren [38] , – велела женщина.

– Пусть играют, – сказал Рики.

Хорошо, что они немного приободрились. Поначалу молчали и стеснялись, но они же дети, а не преступники.

Рики сел рядом с женщиной; койка прогнулась под его весом.

37

Спасибо (исп.).

38

Дети,

хватит (исп.).

– Откуда вы? ?Qu'e pueblo?

– Barreales, Ju'arez, – ответила она, по-прежнему глядя в пол.

Рики кивнул. Он знал этот бедный район на восточном краю города.

– У вас там семья?

– Est'an muertos [39] . – Она поерзала.

– Простите. – Он потер шею. – Мои родители тоже умерли.

Она дышала тяжело, как древняя старуха.

– ?Usted tiene ni~nos? [40] – спросила она и подняла на него глаза, большие, как кофейные чашки.

39

Все умерли (исп.).

40

У вас есть дети? (исп.)

– Нет. – Он не мог заставить Ребу даже надеть кольцо, не то что родить ему детей. – Я не женат. – Слова обожгли кончик языка.

Девчурка, хихикая, подбежала к маме и зарылась лицом ей в колени. Мальчик хрюкал и порыкивал, но затих, увидев Рики.

– !Ay, caramba! – закричал в телевизоре Барт Симпсон.

– Есть хотите? – спросил Рики.

Мальчик выглянул из-за маминого плеча и сузил глаза.

Они уже проглотили свой фасованный обед: индейка и американские сэндвичи с белым хлебом и сыром, «Доритос» и шоколадное печенье. Типичный американский «завтрак из пакета». Ни крошки не оставили. Но уже пора ужинать, и им бы не помешало горячее.

– У меня есть «Тако кабана». Не домашняя еда, но другой нет. Такос? – спросил он детей.

Мальчик пожал плечами.

– За мной. – Рики поманил их из камеры, но они не вышли, хотя решетки не было.

С тех пор как их привезли, они не выходили из камеры. По сравнению с ржавым «доджем» это был «Ритц-Карлтон»: чистая ванная, постель, телевизор. Но никакой комфорт не заменит свободы. Рики видел в этой камере многих сидельцев и все понимал. Он ненавидел отправлять, как скотину, собратьев-мексиканцев обратно в гетто Хуареса, где нет ни надежды, ни перспектив. Но таковы правила, а в правила Рики верил. Смирись, делай что велят, не задавай вопросов и будешь вознагражден. Даже папа следовал этому закону. Однако душа знает: сочувствие иногда сильнее слепого послушания.

– Venga [41] , – позвал он.

Мальчик придержал сестру за плечи. Он не доверял Рики и подозревал худое.

– Все будет хорошо, честное слово, – сказал Рики, но мальчик не отпускал сестру. Рики нехотя двинулся в кабинет. – Ладно, принесу еду сюда. Боже мой, парень, иногда людям можно доверять, – вздохнул он.

– С чего бы вдруг? – отрезал пацан.

Рики резко обернулся:

– Ты говоришь по-английски?

Тот обнял сестру, защищая. Девочка крутила головой:

то на Рики глянет, то на брата.

41

Пойдем (исп.).

– Ага.

– Тогда ты понимаешь, – сказал Рики. – Это не уловка и не проверка. Можешь выйти. Это не опасно. Если хочешь горячей еды, хватит на всю семью.

– ?Qu'e? ?Qu'e 'el dijo? [42] – встрепенулась мать, но сын не обратил на нее внимания.

– Папа предупреждал про тебя. Военные скажут: доверяй им, иди за ними. Дадут поесть, а потом подвал, крысы y los serpientes [43] .

42

Что? Что он говорит? (исп.)

43

И змеи (исп.).

Рики обвел рукой светлую комнату с кондиционером:

– Ты тут видел хоть одну крысу или змею? – Он картинно огляделся.

Мальчик закусил верхнюю губу и помотал головой.

– Прекрасно. Значит, мне ты не веришь, а в змей веришь?

Девчушка вырывалась. Мать сидела скрестив руки и хмурясь оттого, что не могла говорить сама.

После минутного колебания мальчик перестал кусать губу.

– А какие там у тебя такос, если не врешь?

Рики с трудом подавил смех.

– Два с телятиной, три куриные трубочки, два фахитас, на гарнир – рис и бобы.

Мальчик поднял брови:

– Да ну?

Рики кивнул и показал в кабинет:

– Прямо здесь.

Мальчик медленно отпустил сестру. Она уже давно поняла слова «такос» и «фахитас» и кинулась к двери. Ее не надо было уговаривать.

– Похоже, она их любит, – сказал Рики. – Я тоже.

Мать поцеловала сына в макушку и пошла за девочкой; мальчик порылся в карманах и протянул Рики засаленную монетку:

– Gracias.

– Нет, – отмахнулся Рики, – я угощаю.

Но мальчик упорно совал ему пенни, пока Рики не раскрыл ладонь.

– Другому человеку тоже пришлось заплатить, – сказал мальчик.

– Какому другому?

– Карлосу. – Мальчик вытер нос запястьем. Недоверие сменилось злостью. – Мама плакала из-за него. – Нижняя губа у него задрожала. Он ее закусил и расправил плечи. – Посадил нас в машину и оставил, потому что у нас не хватило денег.

– Карлос, – повторил Рики.

Мальчик кивнул.

– Сколько человек было в группе?

– Много, – пожал плечами мальчик.

– Ты знаешь, где они сейчас?

Девочка в кабинете взвизгнула от восторга.

– Espera [44] , – осадила ее мама.

Мальчик замялся на пороге.

– В США, – сказал он и вышел.

Рики вынул мобильник только в холле. Потертый пенни лежал на ладони. Рики вздохнул. Чтобы поймать этого Карлоса, придется выцепить всех, кого он привез: мужчин, женщин, детей, старых и молодых – из Мексики, Сальвадора, Колумбии; простых, трудолюбивых людей, которые платят «койотам» за перевозку в США, жертвуют всем и подвергаются всяческим унижениям ради слабого шанса – даже не гарантии – нормальной жизни. Разрушать мечты противно, но такова его работа.

44

Погоди (исп.).