Дочь последнего дуэлянта
Шрифт:
Первым было дело маркиза де Жерсэ, легкомысленного фата, который возомнил, что может стать любовником королевы. Королева отнеслась к его притязаниям так, как они того заслуживали, и в ответ он ее оскорбил. Конде открыто встал на сторону оскорбителя, защищая его от праведного королевского гнева и смея утверждать, что посягательство на королевское величие было всего лишь шуткой, и просил, а точнее сказать, требовал прощения наглецу и возвращения его ко двору. Затем было дело с герцогскими табуретами, о которых хлопотала герцогиня де Лонгвиль. Она помирилась со своим обожаемым братом и желала, чтобы эти табуреты получили жена ее любовника де Марсияка и госпожа де Пон –
Подобных случаев было множество. Принц жаждал власти, его друзья устраивали шум по любому поводу и вели себя вызывающе дерзко. Оскорбления сыпались на Мазарини дождем. Даже королева-регентша не избежала оскорблений. Памфлетисты без стеснения прохаживались насчет ее личной жизни, причем в таких выражениях, которые заставили бы покраснеть даже и мушкетеров. Их наглые пасквили наводнили Париж. В конце концов чаша терпения королевы переполнилась, и восемнадцатого января 1650 года господин де Комменж, который занял место лейтенанта гвардейцев вместо заболевшего господина де Гито, арестовал принца де Конде, его младшего брата – принца де Конти и его зятя – герцога де Лонгвиля. Всех троих под охраной препроводили в Венсенский замок и посадили в камеры прежде, чем они успели понять, что произошло.
Наказанию должна была подвергнуться и герцогиня де Лонгвиль, но ее успела вовремя предупредить ее подруга, Анна де Гонзаг. Ночью она спрятала герцогиню в маленьком доме в Сен-Жерменском предместье, откуда переодетой Анне-Женевьеве вместе с ее любовником Марсияком, который после смерти своего отца стал звать себя де Ларошфуко, удалось уехать в Нормандию, где муж герцогини был губернатором. Они намеревались поднять против Парижа провинцию. Но их план не осуществился – провинция не поднялась. Герцогине пришлось искать убежища в Англии, куда она добралась не без приключений.
Двадцать первого января, к великой радости всех ребятишек в Шатильоне, после полудня пошел снег. А вот всадник, добравшийся до замка уже поздней ночью, промерз до костей. Переступив порог, гость начал чихать, что весьма затруднило его речь. Бертен, вышедший ему навстречу, с трудом разобрал имя приехавшего – герцог де Немур. Слуга поклонился и оставил гостя греться возле камина в большой зале, в котором потрескивали горящие поленья, а сам отправился известить о госте госпожу.
Изабель тут же спустилась вниз.
– Неужели это и впрямь вы, мой друг? – воскликнула она с радостной улыбкой и протянула де Немуру обе руки. – Какая приятная неожиданность!
– Эта неожиданность вызвана настоящей катастрофой… Но я до конца своих дней буду благодарен за нее Мазарини. Боже мой, какая же вы красавица! Вы стали еще прекраснее, чем были!
– В последний раз мы виделись не меньше года назад, и вы просто-напросто успели забыть, как я выгляжу, – ответила Изабель, смеясь, в то время как де Немур покрывал ее руки поцелуями. – Сейчас вам приготовят комнату, а потом мы будем ужинать, и за ужином вы расскажете мне о катастрофе, которая доставила вам, как мне кажется, немалое удовольствие!
Прошло полчаса, и герцог из промокшего насквозь спаниеля вновь превратился в элегантного де Немура, о котором мечтало столько женщин. Он предложил Изабель руку, чтобы повести ее к столу, а она спросила себя, не пришел ли для нее час награды за долгое терпение. Герцог показался ей
Однако улыбка сбежала с лица Изабель, как только она услышала обещанный рассказ о произошедшей катастрофе: принцы в тюрьме, и, скорее всего, надолго, если только не будет решения о смертной казни как каре за оскорбление Ее Величества королевы. В адрес первого министра летело много обидного, но он не стерпел обиды, нанесенной королеве. Ходили слухи, будто он любовник королевы или даже ее законный муж!
– Госпожа принцесса зовет вас на помощь, герцогиня, – прибавил де Немур, протягивая запечатанное письмо. Изабель сразу узнала на нем знакомую печатку. – Рядом с ней – никого, – продолжал он, – кроме невестки, которая действует ей на нервы, и маленького внука. Госпожа де Бутвиль, ваша матушка, привезла ей маленького герцога, потому что он жил у нее в Преси, когда в Париже жить стало опасно. Вы знаете, как привязана к вам принцесса. У меня создалось впечатление, что она доверяет только вам.
– А мой брат? Он сейчас где?
– Он, конечно же, в Шантийи и прилагает все силы, чтобы как-то образумить всех тех, кто туда устремился, не ведая почему. Он и обратился ко мне с просьбой отправиться к вам. Чуть было не забыл, он тоже передал для вас письмо. Вот оно!
В письме было всего несколько строк. Прочитав, Изабель не могла не улыбнуться – она словно услышала и увидела брата перед собой.
«Я выбрал де Немура, решив отправить вам эти несколько строк, сестричка! Мне показалось, что чуть ли не год траура под вдовьей вуалью – более чем достаточно. А этот человек – весь ваш… Франсуа».
Изабель едва заметно покраснела – в глубине души она была очень растрогана милым братским благословением – и спрятала письмо за корсаж. Посреди ночи она позволила своему гостю навестить ее в спальне и со страстным пылом доказать, что в искусстве любви он стоит ее покойного супруга. Изабель забыла, как приятно чувствовать себя обожаемой, быть как богиня, а потом покоряться и стонать, как все земные женщины…
На заре следующего утра Изабель отправилась в путь, оставив в Шатильоне маленького сына на руках кормилицы и целого штата надежных нянек. С собой она взяла только Агату де Рику и Бастия, который вел на поводу лошадь герцога де Немура, так как сам герцог был приглашен путешествовать в карете. Причина на это была весьма прозаической: герцог спал на ходу. Даже для молодого человека безумная ночь любви после долгой и изнурительной скачки может оказаться утомительной. Прекрасный Амадей, оказавшись в карете, не скрыл своего удовольствия, устроился в уголке и мгновенно заснул, не обратив ни малейшего внимания на насмешливые взгляды обеих женщин. Изабель тоже чувствовала усталость, но отрадное любовное приключение придало ей энергии и наполнило бод-ростью.
Прибыв в Шантийи, она поняла, что ей понадобится и то, и другое. Великолепная усадьба утратила свой райский вид, в ней царил хаос, метались растерянные женщины. Франсуа, научившийся за это время командовать солдатами, не смог навести порядок в этом доме. Сам он мечтал об одном – взять приступом Париж, арестовать подлого Мазарини и повесить его на Гревской площади на одной виселице с коадъютором, а затем немедленно отправиться за своим обожаемым командующим в Венсенский замок.
– Когда вы увидите госпожу принцессу, – Франсуа тоже не мог себя заставить прибавлять к привычному титулу «вдовствующая», – вы поймете, что ваше присутствие здесь необходимо.