Дочь профессора
Шрифт:
— Я не задумываясь мог бы назвать вам десяток французов, которые с величайшей охотой повели бы вас… куда угодно, — сказал Боныефуа, с лукавой усмешкой поглядывая на Генри.
— Но обычно это все же не делается, — сказал Генри, игнорируя усмешку.
— Нет, конечно, — сказала Шарлотта Боннефуа.
— Обычно нет, — согласился ее супруг, — но ведь и Луиза существо не обычное. Она на редкость красива.
— Ну что ж, годика через два я привезу ее снова, — сказал Генри.
— Если вам захочется что-нибудь посмотреть, пока вы здесь, — сказал Боннефуа Луизе, — дайте мне только знать.
— Ну, я бы не прочь побывать в «Фоли Бержер», —
— Ни в коем случае, — резко сказал Генри. — Ты еще слишком молода.
— Слишком молода? — повторил Боннефуа. — Слишком молодым быть невозможно. Слишком старым— да.
Он рассмеялся, и его жена рассмеялась тоже — несколько принужденно. Генри улыбнулся, и, оставив наконец в покое Луизу, мужчины заговорили о конгрессе.
— Правительство везде, где только может, ставит нам палки в колеса, — сказал Боннефуа. — Оно теперь, пожалуй, более враждебно настроено по отношению к вам, американцам, чем к Советской России, хотя предполагается, что мы с вами — союзники, а СССР — наш противник.
— Да, порой похоже, что так, — сказал Генри.
— Но ваше правительство держится хорошо… Я хочу сказать, что ваш президент так терпелив, в то время как наш старик… он даже не отличается хорошими манерами.
— Жена нашего покойного президента любит французов, — сказал Генри улыбаясь. — Ее девичья фамилия Бувье.
— Ну, а остальные? — спросил Боннефуа. — Как относятся к нам в правительственных кругах? Сенатор Лафлин, например?
Услышав эту фамилию, Луиза перестала глотать устрицы.
— Видите ли, — сказал Генри, — он принадлежит к той категории американцев, которые чувствуют себя несколько уязвленными.
— Я так и полагал, — сказал Боннефуа, откидываясь на спинку стула.
— Бенни Лафлин говорит, что французы — неблагодарная нация, — сказала Луиза, — и что это черт знает какое нахальство с их стороны — выступать против американцев, после того как мы спасли их от Гитлера.
— Бенни — это его сын, — сказал Генри.
— Яблочко от яблочка недалеко падает, как я посмотрю, — сказал Боннефуа и, по-видимому, остался очень доволен тем, что так «перефразировал» иностранный идиом.
— Но англичан он не любит тоже, — сказала Луиза, — так что, по-моему, он просто туповат.
— А за что он не любит англичан? — спросила Шарлотта Боннефуа.
— За то, что они сделали с ирландцами, когда послали своих карателей против шинфейнеров [14] . Но он это говорит только для того, чтобы позлить меня, потому что его дедушка был ирландец, а мой прапрапрадедуся — англичанин.
— Ваш… прапрапрадедуся? — вкрадчиво переспросила француженка, подчеркнутым умалением возраста.
Луизы возмещая переоценку его, сделанную ее мужем.
14
Шинфейнеры — участники движения за национальную независимость Ирландии в начале XX века.
— Да, англичанин, — сказала Луиза. — Он прибыл из Англии и сражался в войсках под знаменами Джорджа Вашингтона, а один из его двоюродных братьев, которого звали Дэниел Ратлидж, подписывал Декларацию Независимости, Вот почему дурачок Бенни ненавидит англичан — потому что англичане основалиАмерику.
— А как же насчет Луизианы, —
— Да, конечно, я понимаю, что французы тоже кое-что сделали.
— А испанцы и голландцы? — спросил Генри.
— Ну хорошо, — сказала Луиза, — но ведь возглавили-то революцию и дали нам Конституцию все-таки именно те американцы, которые приплыли из Англии, разве не так?
— Так, — сказал Генри.
— Ну конечно, — сказал Ив Боннефуа, — конечно, это сделали англичане и отважный мистер Ратлидж.
— Его звали Дэниел, — сказала Луиза, — и папиного дядю тоже звали Дэниел.
После завтрака они отправились на дневное заседание конгресса, которое происходило в «Зале Декарта». Немецкий профессор общественных наук читал даклад «О демократических ценностях в производственных отношениях». Послушать лекцию пришли очень немногие, и внимание большинства присутствующих мгновенно было отвлечено появлением профессора Боннефуа в сопровождении Генри Ратлиджа — знаменитого ученого из Гарварда, друга сенатора Лафлина, к тому же лично знавшего покойного президента Кеннеди. Все обернулись и смотрели, как эта знаменитость в сопровождении своего импресарио усаживается в заднем ряду вместе со своей прелестной дочерью и красавицей женой импресарио, которые разместились по бокам. Немец, стоявший на кафедре, запнулся, нахмурился, потом возобновил свой доклад. Ив Боннефуа наклонился вперед, упершись локтями в колени и опустив подбородок на сложенные руки. В этой сосредоточенной позе он оставался минут десять, после чего прошептал что-то Генри Ратлиджу на ухо и встал. Головы ученого собрания повернулись, наблюдая за его уходом, но немец возвысил голос, и внимание присутствующих возвратилось к докладчику, ибо профессор Ратлидж по-прежнему был здесь и, казалось, слушал с интересом.
По окончании доклада Генри Ратлидж скромно покинул зал, но с полдюжины европейцев, знакомых ему по предыдущим конгрессам, вскочив, устремились за ним следом, дабы поздравить его с какими-то статьями, напечатанными в каких-то журналах, и беззастенчиво поинтересоваться, читал ли он статьи, написанные ими. Генри отвечал, улыбался, бормотал что-то и потихоньку отступал к двери. Шарлотта Боннефуа, ухватив его двумя пальцами за рукав, демонстративно делала вид, что старается спасти профессора от ученых собратьев. Только Луиза была вполне счастлива: она любезно беседовала с теми, кто не мог добраться до ее отца, отвечала на их почтительные вопросы и с восторгом впивала в себя лесть. Но тут Боннефуа появился в вестибюле и, проявив решительность и твердость, увел Генри и двух дам от менее знаменитых делегатов, после чего препроводил всю свою компанию за дверь и в такси.
— Боюсь, что они все до единого хотели добраться до вас, — сказал Боннефуа, сидя рядом с шофером и обернувшись к остальным.
— Ну и что ж, — сказал Генри. — В этом и есть смысл конгресса — встретиться со своими коллегами.
— Да, но это были как раз наименее интересные. Нам нужно будет сколотить несколько небольших групп — с Эрзенбергом, например, и с Хиндли. Потом еще этот швед Хальбестром. Вы знакомы с ним? Он будет завтра на вашем докладе.
Вечером Генри повез Луизу в Комеди Франсез на «Мещанина во дворянстве». Луиза почти не разбирала слов, но так как на сцене были еще и танцы под музыку Люлли, это помогло ей проявлять интерес к происходящему на протяжении всего спектакля. Генри ласково обнял ее за плечи и понимающе улыбнулся.