Дочь профессора
Шрифт:
— А ты… ты убивал кого-нибудь сам?
Генри снова улыбнулся.
— Не голыми руками, конечно.
Лицо Луизы оставалось серьезным.
— Конечно. Но все-таки убивал?
Теперь уже и Генри стал серьезен.
— Вероятно, я несу ответственность за несколько смертей.
Некоторое время Луиза молчала; она пристально рассматривала свой бокал.
— Но ведь они были нацисты? — сказала она.
— Да, немецкие солдаты.
Когда они возвратились в отель, Луиза почувствовала усталость; хотя в Массачусетсе теперь только начинало смеркаться, но перелет через Атлантику если и не утомил ее физически, то оказался очень большой нагрузкой для нервной системы,
Ее номер был рядом с номером отца. В коридоре Генри поцеловал ее, пожелав ей доброй ночи, и, пока она принимала ванну, уселся в кресло с еще одной книгой по своей специальности. Он пробежал глазами первую фразу, потом поднял голову, и на мгновение его мысли снова обратились к скрывшейся за дверью дочери — мимолетно промелькнуло видение ее еще не оформившегося тела, погруженного в горячую ванну; затем его мысли сосредоточились на том, какой она, в сущности, ребенок, если так старается казаться взрослой. Генри никогда не пытался лгать ей или уводить ее от правды жизни, прячась за эвфемизмами, но вот теперь, в шестнадцать лет, она снова, как в детстве, начала осаждать его бесчисленными вопросами. В устах семилетней девочки эти вопросы были надоедливы, но простодушны; теперь она открывала для себя новый мир, полный чего-то неуловимого, каких-то недомолвок, — мир взрослых, — и могло случиться, что она задаст вопрос, на который ему не захочется отвечать. Он видел, что она докапывается до чего-то, словно сыщик, напавший на следы преступления, но еще не открывший, в чем оно состоит.
А Генри и в самом деле не покидало чувство вины или, если это слишком сильно сказано, чувство смутного беспокойства, словно и вправду было совершено какое-то преступление и совершил его он. Мысленно перебирая различные события своей жизни и распределяя их для удобства по географическому, так сказать, принципу, он, добравшись до Мартас Виньярд (летнего курорта для богатых интеллектуалов), вдруг почувствовал укол совести, которого со страхом ждал, и ощущение неловкости стало острым. Однако он ведь не там, а здесь, и, если какие-либо недозволенности и происходят на пляже или в коттедже на берегу, он в этих прегрешениях не повинен.
4
Луиза проснулась утром в незнакомой, очень мягкой постели. На мгновение ее нервы и мускулы напряглись от неожиданности, но она тут же вспомнила, как и почему оказалась здесь, потянулась, легла поудобнее, расслабив все тело, и чуть было не задремала снова. Но волнение взяло верх над истомой, мелькнула мысль о завтраке, всплыли в памяти булочки и горячий шоколад, и она подумала: не будет ли это выглядеть слишком по-детски, если она закажет шоколад?
Кто-то повертел дверную ручку, но дверь не отворилась, так как Луиза заперла ее на ночь.
— Луиза, — послышался голос отца. — Ты проснулась?
Она села, потом выпрыгнула из постели — ночная рубашка при этом движении туго обтянула ее колени, — и в мгновение ока она была уже у двери, отперла ее и, успев прыгнуть назад, в постель, приветствовала отца сияющей улыбкой.
— Так-так, — сказал он, разгадав ее возбужденное состояние. — Мы уже целиком в предвкушении нашего первого дня в Париже?
— Ты не ошибся, — сказала она, садясь в постели и подтягивая колени к подбородку, чтобы освободить место для отца.
— А как насчет завтрака? Хочешь, чтобы подали сюда, или спустишься вниз и позавтракаешь со мной?
Луиза подумала.
— Спущусь вниз, — сказала она и снова выпрыгнула из постели.
Мелькнула линия ее живота, там, где солнечный луч проник сквозь тонкую ткань рубашки, и Генри встал и повернулся
— Я подожду тебя внизу, — сказал он.
— Нет, постой, — сказала Луиза. — Посоветуй, что мне надеть. — Она распахнула дверцу гардероба, где висело пять-шесть платьев.
— Не знаю, — сказал Генри. — Любое, какое хочешь.
— Но у нас сегодня торжественныйдень или мы будем просто осматривать город?
— Ленч у нас будет в ресторане с профессором Боннефуа.
— Тогда, значит, торжественный.
— Возможно.
— Чудесно. Я надену это. — Она достала из гардероба платье в зеленую и черную клетку.
— Отличное платье.
Теперь она уже ждала, чтобы Генри ушел.
— Через минуту я буду внизу, — сказала она.
Генри вышел из ее номера и спустился на лифте в ресторан на первом этаже. Официант приветствовал его улыбкой и спросил, не подать ли завтрак Луизе в номер?
— Нет, — сказал Генри. — Сюда.
— Alors, deux cafes complets? [11]
— Ah, non. Je crois que ma fille prend du chocolat. [12]
5
Профессор Боннефуа был, как и Генри Ратлидж, недурен собой, примерно того же возраста и так же преуспевал. Несмотря на то, что большинство французских ученых как левого, так и правого направления, занимающихся вопросами политики, очень его недолюбливали — а недолюбливали они профессора за его приверженность НАТО, — он все же пользовался достаточным влиянием, чтобы организовать конгресс американских и западноевропейских ученых и созвать его, мало того, что в Париже, но еще в такой момент, когда правительство де Голля, которое он поддерживал, пересматривало свое отношение к Североатлантическому пакту.
11
Значит, два завтрака с кофе? (франц.)
12
О нет! Думаю, что моя дочь предпочтет шоколад. (франц.).
И он, и его жена прекрасно говорили по-английски, и профессор Боннефуа прибег именно к этому языку, сразу начав расточать недвусмысленные и даже рискованные комплименты Луизе.
— Почему ваш отец так упорно прятал вас до сих пор? — спросил он.
— Я, вероятно, была в лагере, когда он последний раз приезжал сюда, — сказала Луиза.
— Но это просто безбожно, — сказал француз, бросая на Генри шутливо-осуждающий взгляд.
— Луизе еще только исполнилось шестнадцать, — сказал Генри.
— Только? Но этого вполне достаточно для девушки, если она к тому же так хороша собой.
— Laisse [13] …— вполголоса пробормотала мадам Боннефуа.
Сама она была тоже красива, элегантна, молода, и попытка пресечь флирт мужа с Луизой скорее была продиктована не ревностью, а смущенным выражением лица Генри.
Луиза же была в восторге.
— А папа говорил, что французы не водят никуда девушек моего возраста, — сказала она.
13
Перестань (франц.).