Дочь реки
Шрифт:
— А то ты не знаешь, — Сения медленно опустилась на лавку спиной, уперев глаза в свод крыши над ней. — Не понимаешь ничего или вид делаешь? Какой год не могу дитя понести. Все на меня косятся, мол, я немощна, не держится во мне ребенок. И потому Владивой все реже ко мне ходит. А я… Я жду ведь его.
— Такое случается, — попыталась утешить ее Гроза. — Все обязательно получится. И наладится все.
Пыталась она утешить Сению, а у самой на душе все тяжелее становилось, потому что видела она во взоре той неверие. Да и как верить девице, которая, кажется, и вовсе мужа увести хочет? Но какие бы мысли о Грозе и Владивое
— А может, дело не во мне? — она перевела взгляд на Грозу снова. — Говорила я с многими лекарями и знахарями. К волхвам ходила. Вот они мне и сказали, что может, не моя вина. Просто Владивой дитя от меня не хочет. А раз не хочет, то скоро я буду для него местом пустым, как и Ведара.
Гроза прошла еще дальше и присела на скамью у лавки меньшицы. Едва не смахнула неловко светец, поставленный к самому краю стола. И понять пыталась, что чувствует сейчас, глядя на Сению: никак не злость. И не жалость тоже. Странное ощущение, будто гадливо слегка: да не только от поступка той, но и от того, что связывало ее саму с Владивоем. Волей или неволей — не сразу разберешься.
— А он тебе чем помочь может? Рарог-то?
— Не в помощи дело, — холодно, словно каплю остывшего дождя с ветки, уронила Сения. Села снова, расправляя подол. — Горячий он, как огонек… Знаешь, бывают люди такие: встретишь — и хочется хоть часть тепла от них взять. Часть силы — хоть на миг один. И чувствовать себя хочется желанной, а не той, которую тянут, как ненужный груз. А может…
Она осеклась и взгляд опустила на свои колени. Гроза и рот приоткрыла, да не решила, что можно на такое признание сказать. Никогда они с Сенией не ссорились страшно, бок о бок спокойно жили, пусть и дружбы не водили близкой. И не подумала бы сроду, что станет она такой откровенной вдруг — будто в этот вечер сами Боги ей что нашептали. Вот и решилась она Рарогу, вольному, неуемному и похожему больше на ветер, чем на живого человека, отдаться. Да не просто так, ради удовольствия одного. И странно: Гроза понимала ее. Таков он, огненный сокол Рарог — не поспоришь.
— Так он ушел ведь. Не остался ни на миг лишний. А если дитя понесешь?
— Понесу, так тому и быть, — удивительно твердо ответила Сения.
И Гроза снова не нашлась, что на это сказать. Они помолчали, то и дело вздыхая своим мыслям. И уйти бы, да как будто камнем к скамье придавило.
— Разве стоит это того? Обманывать мужа, — Гроза вытерла о поневу ладони, которые вдруг от всех раздумий, от бесстрастной рассудительности меньшицы вдруг испариной покрылись.
— А то он передо мной честен! Я ничего дурного Владивою не желаю! — вскипела та. — И тебе тоже. Хочет с тобой миловаться — да и пес с ним! Не смотри так на меня. Думаешь, не знаю, кто у него в голове сидит? — она ткнула себя пальцем в висок. — Это Ведара где-то в Ирии уже витает, видно, рядом с Богами. С Макошью самой за одним столом ест. Раз не видит ничего. А ты… Девчонка еще совсем. Дурит Владивой тебе голову.
— Что ты говоришь такое?! — Гроза осеклась.
И хотела с места вскочить, да усидела, потому как чего метаться и себя кулаком в грудь бить, раз Сения права? Права — и знает, о чем говорит.
— Да не ярись ты… — уже спокойнее добавила меньшица. — Только никому не говори о том, что я тебе сказала. Ничего это не значит. Не со зла сделано. И коли молчать
И прозвучало, как угроза легкая, да точно не скажешь. Сения опустила голову и вдруг покосилась куда-то. Гроза проследила за ее взглядом и заметила пояс широкий, явно мужской, что лежал на скамье недалеко от нее. Подошла молча и взяла его.
— Передам, — уронила. — И не скажу никому, не волнуйся.
Она вышла за дверь и остановилась, прижавшись к ней спиной. Нельзя здесь оставаться. Терем все больше полнится слухами о том, что князь при двух женах в сторону другой девушки смотрит. И зачем ей такая тяжесть на душе? Зачем стыд этот в себе носить постоянно? Раз творится с ней что-то неладное рядом с Владивоем, так и надо связь эту рвать. Пока хуже не стало.
Она зажала в кулаке пояс Рарога и бегом по всходу скатилась, торопясь отдать. А то ведь еще гудит гуляние в гриднице, а там, как кмети устанут, начнут по избам дружинным расходиться — уж не встретишься тайком. Хотя пояс этот лучше бы и сжечь вовсе, чтобы и следа не осталось.
Гроза проскочила по двору, вдыхая еще витающий в воздухе запах костров, что доносился, кажется, с самого берега Волани. Их много сегодня жгли. И не все погасли, а возле них еще шли гуляния и не стихнут до самого утра. Вокруг было темно. Где-то слышались голоса чепядинок, которые хихикали тихо, раззадоренные мужским вниманием. Нечасто им доводится рядом с гридями так близко сталкиваться. В дружинные избы их не пускают вовсе. Только на гуляниях и случается совсем близко пройти, подолом задеть, ладонью коснуться невзначай.
У всех радости свои, а вот Гроза лучше бы бежала от них прочь. От каждого мужа, что в ее сторону посмотрит. Потому как, если не ей это будет грозить бедой, то ему.
Она заглянула тихонько в ту избу, где Рарог гостевал: она видела однажды, как заходил туда. Внутри оказалось темно. Пахло кожей и деревом. И духом мужским
— неизменно. Но не успела она еще привыкнуть к темноте, чтобы увидеть, есть кто внутри или нет, как прямо перед ней возникла широкая грудь и плечи. Вышивка на вороте — хоть каждую ниточку рассматривай. Она подняла взгляд — вдоль шеи, по чуть курчавой бороде — ив глаза темные уперлась.
— Убить меня пришла, что ли? — хмыкнул Рарог. — Не выйдет, у меня слух чуткий.
— Нужен ты больно, убивать тебя, — она выпрямила спину, чтобы хоть чуть-чуть выше казаться.
Да только сложно это, когда муж едва не на целую голову возвышается. Вспомнила о поясе в руке и протянула ему, ткнула слегка кулаком в живот — и находник охнул притворно, согнувшись. И только потом взгляд опустил на ее руку — нахмурился. Видно, и не заметил даже, что чего-то недостает в его одеже. С такого хмеля — и удивляться нечему.
— Забыл. У Сении, — слова все пропадали куда-то. Словно иссыхали на языке и сыпались обратно в горло песком.
Она всунула пояс в руку Рарога и отступила, едва не обжегшись от одного- единственного касания. Как будто сила особая искрами пронеслась до самого локтя. Он ухватить ее за запястье попытался. Твердые мозоли на его ладони царапнули слегка — и Гроза вмиг вся гусиной кожей покрылась. Так представилось ясно, как этими руками он Сению еще недавно держал. Как будто в горницу в самый миг соития заглянула. Неловко, стыдно — и притягательно так, что душно становится.