Дочь Сталина

Салливан Розмари

Василия обвиняли в злоупотреблении служебным положением, рукоприкладстве по отношению к младшим офицерам, интригах, в результате которых люди попадали в тюрьму или даже погибали. Его бывшие лизоблюды дали против него показания, и военная коллегия приговорила Василия к восьми годам тюремного заключения. Наказание он отбывал во Владимирском централе, в ста десяти милях к северо-востоку от Москвы. Василий никак не мог понять, как все это могло случиться с ним, сыном Сталина. Он неоднократно писал письма с просьбой разобраться в его деле, письма оставались без ответа. В отличие от сестры Василий не понимал, что после смерти отца он стал никем.

Зимой 1954 года Хрущев пожалел Василия и перевел в санаторий в

Барвиху. Но там его быстро начали навещать старые дружки, приносили водку, он стал снова напиваться и буянить. Василия отправили назад в тюрьму. Его третья жена Капитолина ездила к нему на свидания вместе со Светланой, он умолял их помочь, но они ничего не могли сделать.

Когда она стояла возле тела своего отца в марте 1953 года, Светлане казалось, что приходит «какое-то освобождение». На самом деле никакого раскрепощения не было. Она все так же жила со своими двумя детьми в квартире № 179 в Доме на набережной. Глядя со своего балкона, она видела внизу маленькую церковь шестнадцатого века с куполами-луковицами и, через реку, Кремль, где прошло ее детство. Как и раньше, она чувствовала себя окруженной «вниманием одних, злобой других, любопытством всех без исключения». Призрак ее отца преследовал не только ее, но и всю страну. Она жаловалась: «Его тень продолжает стоять над всеми нами, и еще очень часто продолжает диктовать нам, и мы действуем по ее указу».

Пока ее дети росли, Светлана жила, в основном, одна, у нее бывали только ее бывшие мужья. Она научилась вести хозяйство — немного готовить, шить, пользоваться газовой плитой — всем тем вещам, которые раньше за нее делала прислуга. Ее няня теперь жила со своим сыном в Москве. Светлана получала от государства двести рублей пенсии (в пятидесятые годы это составляло примерно пятьдесят долларов), дети получали каждый по сто рублей.

Вспоминая детские годы, сын Светланы Иосиф говорил, что они жили очень тихо. Его мать не очень любила куда-то ходить, редко приглашала гостей, к ней приходили только подруги, с которыми она сидела, по советской традиции, на кухне. Там же все обедали и пили чай по вечерам. На ужин обычно брали готовые обеды из столовой Дома на набережной. Светлана водила детей на симфонические концерты в консерваторию и на выставки в Третьяковскую галерею. Как и все советские дети, жизнь которых была организована от и до, Катя и Иосиф были вначале октябрятами, потом — пионерами и, наконец, вступили в комсомол.

У Светланы была небольшая машина «Победа». Когда Центральный Комитет партии предложил ей поменять ее на «Волгу» как более подходящую для дочери Сталина, она, по словам подруги, «отказалась из принципа». Светлане выделили роскошную дачу, но, как сказал ее сводный брат Артем Сергеев, она попросила, чтобы вместо нее ей дали более скромную. «Я не хочу жить на огромной совнаркомовской даче», — сказала Светлана ему. Как у любого советского человека, у нее не было никакой собственности, так как ее контролировало государство, но она хотела, чтобы к ней относились как к обыкновенному человеку. Впрочем, многие советские люди считали, что у нее было достаточно много привилегий.

Светлана нашла скромную дачу в Жуковке, совсем недалеко от Москвы. Там они с детьми проводили выходные и жили летом. Когда у нее не хватало денег, Светлана, зная, что ее узнают в магазинах, просила жену своего двоюродного брата Леонида, Галину, продать шубы или украшения. Иначе вполне мог бы произойти скандал, если бы кто-нибудь узнал, что дочь Сталина продает свою одежду. В Жуковке Светлана пыталась воссоздать прелесть своего детства. Дети играли в лесу и с огромной скоростью гоняли на велосипедах по проселочным дорогам, плавали в реке и ночевали в палатках в лесу под звездами.

Приезжали родственники. Племянник Светланы Александр Бурдонский, сын ее брата Василия, с восторгом вспоминал дачу:

Жуковка

даже не была деревней. Это был дачный поселок, стоящий прямо в лесу и принадлежащий Совету Министров… На этой огромной территории, расположенной по Рублевскому шоссе, Светлане принадлежал маленький участок, обнесенный низенькой изгородью. Там был дом и цветочный сад, никакого огорода не было. Дом был маленький, двухэтажный. Внизу была прихожая, столовая, еще две комнаты и застекленная терраса. Справа была кухня. Наверху были три спальни: комната Иосифа, комната Кати и комната Светланы. Дача была совсем небольшая… Там была настоящая плетеная дачная мебель. Все выглядело очень мило. Все безделушки — разные там вазочки — принадлежали Светлане. Я по-настоящему любил эту дачу.

Также приезжали сын Анны Леонид и его новая жена Галина. По воспоминаниям Галины, Светлана в то время была рисковой. Ей нравились разные шутки. По дороге в Жуковку на равном расстоянии стояли посты охраны, которые не должны были допускать в поселок чужих. Неподалеку были дачи видных членов партии и специально огороженная территория для ученых.

Однажды Галина увидела, как ворота дачи неожиданно распахнулись и через них на огромной скорости влетела машина Светланы. За ней въехали две милицейские машины, из которых тут же выскочили милиционеры. Они были в шоке, когда узнали женщину, которую преследовали, и быстро ретировались. Выяснилось, что Светлана не остановилась на посту, где должна была предъявить свои документы. Вместо этого она нажала на газ и проехала мимо. «Она была очень довольна своей выходкой», — вспоминала Галина. Ей нравилось водить за нос всяких бюрократов.

В 1954 году Светлана закончила и защитила диссертацию по теме «Развитие русской реалистической традиции в советском романе». Она получила кандидатскую степень. На полках в ее квартире стояли самые разные книги: от Чехова и Достоевского до Джека Лондона и Мопассана. Она читала и современных писателей: Анну Ахматову, Илью Эренбурга и Константина Симонова, а также все зарубежные новинки, как только они переводились на русский язык. Иногда сама работала переводчиком. В ее гостиной висела маленькая фотография ее отца в маршальской форме в серебряной рамке, фотография матери, которая держала маленькую Светлану на руках и фотографии Иосифа и Кати.

Чтобы уберечь себя и детей, Светлана решила держаться подальше от политики. Она называла это «Моя таинственная и нелепая двойная жизнь». На первый взгляд, она жила «на задворках» правительственной элиты, имея материальный достаток. С другой стороны, она чувствовала полное отчуждение от элиты. Она хотела, чтобы ее не узнавали на улицах, но люди продолжали видеть в ней «кремлевскую принцессу». В ГУМе по-прежнему продавались духи под названием «Дыхание Светланы». Правительство дало ей понять, что она не должна публично высказываться о своем отце. Все, связанное со Сталиным, было государственным делом, что ставило и саму Светлану в положение государственной собственности. В любом случае, она не верила, будто что-то, что может сказать дочь Сталина, может быть кому-то полезным. Все ее слова будут неизбежно искажены другими людьми. Мало кто относился к Сталину нейтрально: либо ему поклонялись, либо проклинали его.

Но однажды ей пришлось высказаться публично. Светлана вступила в партию в 1951 году, после того, как отец долго укорял ее, что «неприлично дочери Сталина быть вне рядов КПСС». По большей части она молча сидела на обязательных скучных партийных собраниях, зная, что если она не придет, то ее отсутствие обязательно заметят. Когда в 1954 году журналист Илья Эренбург опубликовал свою повесть «Оттепель», партия была в ярости и требовала расправы с ним. Светлана храбро выступила в его защиту. Она глубоко восхищалась Эренбургом.