Дочь Сталина
Шрифт:
Конечно, Каплеру очень легко было забыть о своей собственной вине. Безусловно, поведение Светланы было возмутительным, хотя так часто поступают женщины, захваченные романтической страстью. В будущем оказалось, что Каплер не так уж сильно привязан к своей жене. У него было несколько страстных увлечений за спиной жены. Через год после разрыва со Светланой Каплер оставил Валентину и женился на молодой поэтессе Юлии Друниной, которая стала его третьей женой. Их отношения со Светланой возобновились в третий раз, когда Юлия сама предложила помочь Светлане в трудный период ее жизни.
Светлана, собрав осколки своих разбитых надежд, продолжила
В Ленинграде Светлана посетила квартиру своих бабушки и дедушки — квартиру № 17 в доме десять по Рождественской улице, которая к тому времени превратилась в музей. Когда Ленин прятался в ней в июле 1917 года, он жил в комнате ее матери — маленькой комнате с узкой железной кроватью, туалетным столиком и письменным столом. На стене висели фотографии родных Светланы: ее бабушки и дедушки, а также детские фотографии ее матери, тетей и дядей. В комнате Павла все еще висел портрет английского поэта Байрона, напоминая о том, какими романтиками они все были в первые годы революции.
Все вокруг казалось таким близким и в то же время безвозвратно потерянным. Светлана ходила по квартире, думая о том, что из нее ее мама бегала в гимназию. Именно здесь, будучи шестнадцатилетней девочкой, Надя влюбилась в ее отца. «Теплом, уютом, любовью крепкой семьи веяло на меня от этих стен… Дух был жив, мамин дух витал где-то здесь, в этой маленькой славной квартире, он никогда не уходил отсюда, он не жил в Кремле — там ему было невмоготу… Кремль всегда был чужим ей местом».
Теперь все родные ушли. Надя умерла в 1932 году, Павел — в 1938, дедушка Сергей — в 1945, бабушка Ольга — в 1951, Яков погиб в немецком концентрационном лагере, Анна и Федор обитали в своем собственном мире душевнобольных, Василий был в тюрьме. Она была единственной живой в мире призраков.
В 1956 году после своего семидесятилетия умерла Александра Андреевна. Она была рядом со Светланой все тридцать лет ее жизни. Светлана могла сказать так: «После многих потерь я страдала, но смерть няни… была для меня первой утратой действительно близкого, в самом деле глубоко родного, любимого, и любившего меня, человека».
Глава 12
Дочь генералиссимуса
Однажды днем в середине февраля 1956 года в квартире Светланы раздался телефонный звонок. Это был Анастас Микоян, председатель президиума Верховного совета СССР. Он сказал, что ему необходимо срочно переговорить с ней и что он посылает машину, чтобы она немедленно приехала к нему домой на Ленинские горы. Когда Светлана приехала, Микоян рассказал ей, что Хрущев собирается произнести речь о ее отце. Документ уже готов и будет обнародован на XX съезде партии 24 февраля, на следующей неделе. Ему нужно подготовить ее. Микоян провел Светлану в библиотеку и протянул ей бумагу: «Прочти это, потом обсудим, если будет нужно. Не торопись. Обдумай все хорошенько». Внизу семья Микояна ждала ее к ужину, когда она закончит читать.
Светлана несколько часов провела одна в библиотеке, читая документ, который позже назвали
Когда Светлана перевернула последнюю страницу этого обвинительного документа, она была в смертельном ужасе, потому что, читая, она «верила каждому слову». «Если бы я могла опровергать, не верить, воскликнуть: «Клевета! Он не делал этого!» Но я не могла». «Все это было так ужасно, что я чувствовала себя загнанной в угол и хотела бежать от всех, в том числе, и от себя». Наконец Светлана пошла в столовую, где ее ждали Микоян и его жена. «К сожалению, все это очень похоже на правду…» — сказала Светлана. «Я надеялся, что ты поймешь», — ответил Микоян.
В ужасе от того, что окружающие свяжут ее с именем отца и начнут ненавидеть, Светлана отгородилась от всего мира. Она не искала утешения даже в своей семье. Родные узнали о докладе Хрущева из сообщений в газетах. Как Светлана подготовила детей, неизвестно, но, по всей видимости, она о многом умолчала. Одиннадцатилетний Иосиф продолжал восхищаться своим дедушкой, чей портрет всегда стоял у него на столе. Шестилетняя Катя вряд ли что-то знала о разоблачениях ее деда, но, став взрослой, она выбрала работу, которая позволила ей уехать подальше от Москвы, на Камчатку, где Екатерина имела репутацию ярой сталинистки. Детей Светланы ждала одинаковая судьба — вечно считаться внуками Сталина.
Секретный доклад на самом деле не был таким уж секретным. Хрущев приказал зачитать его на партийных собраниях по всей стране. Его копию получила даже «Нью-Йорк Таймс», которая 4 июня опубликовала отрывки из речи Хрущева на первой полосе.
Разоблачение сталинских преступлений имело эффект разорвавшейся бомбы. Тот, кого называли «творцом счастливой жизни», «спасителем русских людей», «гением рода человеческого» оказался безжалостным и жестоким политиком, который безнаказанно совершал ужасные преступления.
Оглядываясь на свое поколение, Константин Симонов писал:
Если честно, то мы не могли простить не только Сталина. Мы не могли простить всех, в том числе, и себя… Может быть, мы не делали ничего плохого, по крайней мере, на первый взгляд, но плохо было то, к чему мы привыкли… То, что сейчас кажется немыслимым и ужасным, тогда стало каким-то вариантом нормы, казалось почти привычным.
Мы жили посреди всего этого как глухие, не слыша стенаний, раздающихся со всех сторон, не замечая, как людей расстреливают и убивают, как они исчезают.