Дочь тьмы
Шрифт:
— Благодарю, мадам, — он улыбнулся, — но мы поедем сегодня. Я уверен, что до ночи мы дойдем до середины перевала, а при удаче успеем спуститься в долину.
Жена кузнеца ушла, бросив на него печальный взгляд.
— Дикая Охота — это охота Роланда, — сказал его приятель Андрэ, присаживаясь рядом, — няня в детстве мне рассказывала, что нельзя оказываться у них на пути, иначе умерешь или потеряешь душу.
— Ты веришь в это? — спросил Габриель.
Андрэ покачал головой.
— Не очень. Но няня верила.
Старая темная женщина может верить во что угодна. Габриель снова посмотрел на солнце и приказал отряду
— Что это они? — удивился Андрэ, — будто хоронят нас.
Габриель пожал плечами.
— Не думаю, что нужно обращать на них внимания.
Он пустил коня рысью и вышел на дорогу, где было ни одного путника. Подгоняя коней, отряд стремительно приближался к перевалу Меркурия и достиг его ближе к вечеру, когда солнце стало склоняться к пикам гор. Габриель залюбовался открывающейся его взору картиной. Дорога шла в гору, иногда скрываясь в деревьях, иногда показываясь белой лентой. Где-то там, за горой, она спускалась вниз, но увидят они это только обогнув гору, поднявшись вверх по серпантину.
— На дороге нам не встретилось ни одного человека, — сказал Андрэ, подъезжая к нему.
Габриель нахмурил брови. Нельзя сказать, что он был робкого десятка или что он был склонен к суевериям, но даже ему не нравилось полное отсутствие на обычно оживленном перевале людей.
— Наверно все боятся легенды, — сказал он, больше убеждая в этом себя, чем друга, — в путь!
Глава 2
Старик
Ночь застала отряд на самой вершине перевала. Огромное алое солнце падало за горы, золотясь по краям, и неровный горизонт, казалось, был облит свежей кровью. Ветра так и не было, был слышен каждый шорох, каждый шаг. Габриель легко нашел домик для путников, раскрыл дверь и зашел, проверяя, что дом пуст. Ни одного человека не встретили они на перевале, ни одного человека не видели тут, на вершине.
Но в доме был человек. Старик с повязкой на глазу сидел в самом углу и пил пиво из огромной деревянной кружки. Длинная белая борода его была заткнута за пояс серой рясы.
Габриель поклонился, представившись и ожидая представления в ответ. Но старик только кивнул головой, внимательно разглядывая молодого человека и не обращая внимания на его спутников. Габриель ж внимательно рассматривал его. Сначала он принял его за монаха-францисканца, но сейчас видел, что ошибся. На груди старика не было распятия, а ряса была подпоясана портупеей с мечом, который он не снял, даже сидя на скамье.
— Если не помешаем, мы бы хотели тоже расположиться тут на ночлег, — сказал Габриель, –до соседнего дома достаточно далеко, а уже темнеет.
Старик просто кивнул, показывая, что разговоры его не интересуют. Отряд зашевелился, принесли спальные принадлежности, кто-то пошел треножить лошадей. Габриель тоже вышел на улицу, чтобы разнуздать своего каурого.
Было все так же тихо. Алый закат показался ему зловещим в этой тишине. Лошади перебирали ногами, шелестя травой, где-то далеко кричала дикая птица.
— Ты седло-то не снимай, — услышал он незнакомый голос и обернулся.
Рядом стоял старик с повязкой на глазу. Он оказался на голову выше Габриеля, хотя в доме в полутьме не
— Конь хочет отдохнуть, — сказал Габриель, злясь, что этот непонятный человек смеет давать ему советы.
Он возился с подпругой, наконец снял седло. Старик усмехнулся в бороду.
— Ну как знаешь. Я предупредил, — сказал он.
— Спасибо за предупреждение, — бросил Габриель и стал смотреть, как тот садится на коня — огромного черного коня с длинной гривой.
Старик взгромоздился на него, двигаясь, будто был молод. Он смотрел сверху вниз на Габриеля, который не мог отвести глаз от его большой мощной фигуры.
— Ты нравишься мне, — проговорил старик, беря в руки повод, — и я дам тебе еще советы, даже не смотря на твое упрямство.
Габриель немного поклонился, не смея спорить с тем, кто старше. Раздражение его росло.
— Во-первых, взнуздай коня, — услышал он голос старца, — во-вторых, ни при каких обстоятельствах не входи в замок на Мон-Меркури. И в третьих, на случай, если тебе не пригодятся первых два. Не смотри на деву, что живет в замке. Она погубила уже не одного влюбленного.
Старик дал шпоры своему черному, как ночь, коню, и умчался в темноту, оставив Габриеля размышлять над его словами. Где-то завыл волк.
Конечно же, он и не подумал взнуздать коня на ночь. Бросив последний взгляд на закат, Габриель вошел в дом, где свита его уже расставила на столе кружки и разложила незамысловатые припасы.
— Что за замок на Мон-Меркури? — спросил он, садясь на свое место.
— Это замок алхимика, — отозвался один из его спутников, — тут все его знают. Неприятное место. Да и мост они не опускают, даже если тебя передо рвом будут есть волки.
— Алхимика? — удивился Габриель, –прямо настоящего алхимика? Я третий раз езжу этим путем, ни разу ничего не слышал.
— Тем не менее, замок существует. Алхимик изредка выезжает из него, чтобы размять кости, ездит в Мулен и даже дальше. Однажды его видели и в Альбервиле, да не одного, а с дочерью.
Габриель вскинул голову.
— И что у его за дочь? — спросил он, чувствуя, что по спине бегут мурашки.
— Редкая красавица, — сказал Андрэ, — но гордая, не говорит ни с кем. О ней плохие слухи ходят, будто отец ее к своему ремеслу приучил. Так выдал бы замуж и дело с концом, но нет, ему надо, чтобы и она душу продала сатане. Вот и не отпускает ее от себя. А другим говорит, что дочь его проклята, и что кто полюбит ее, тот сгинет и душу продаст…
— Какая-то бойкая торговля душами, — усмехнулся Габриель.
— Да ради нее можно и продать, — сказал другой юноша, — мадемуазель Магдалена прекрасна.
Габриель хотел спать. Он хотел спать так, что у него закрывались глаза.
— Странно, что я ничего не слышал об этой девушке, — проговорил он, — я родился недалеко от Альбервиля, но впервые слышу об алхимике и его дочери.
— Так и они не часто выезжают из замка.
Впрочем, он что-то припоминал. Брат рассказывал ему о каких-то оборотнях или призраках, что обитают в этих местах, и предупреждал, скорее в шутку, чтобы он не ездил через Мулен. Габриель всегда пропускал такие рассказы мимо ушей, считая, что Господь слишком милостив, чтобы создать подобных тварей, а уже если создал, то сумеет от них защитить. Но сейчас, когда надвигалась ночь, сияя алым закатом, и вдали слышался какой-то жуткий волчий вой, ему стало не по себе.