Дочь Волдеморта
Шрифт:
Однако, хоть Фрэнк Лонгботтом, ввиду событий, о которых будет сказано далее, так и не смог подвергнуться интенсивной терапии Шарлин Эйвери и остался в своем плачевном состоянии, всё же каждый представитель этой достойной фамилии был безмерно и преданно благодарен целительнице за то, что она сделала для них.
Девочку, которую в июле 2014 года родила Невиллу Полумна, назвали Алисой Шарлин – в честь возродившейся для жизни бабушки и в честь тетки, сотворившей это чудо. Мисс Эйвери стала ее крестной и всегда оставалась лучшим другом семейства Лонгботтомов.
* * *
Была ночь. Гермиона
Она выбралась из камина в гостиной, ибо недавно заблокировала все остальные и наложила на территорию антитрансгрессионные чары в целях безопасности. Из-за этой каминной решетки тоже можно было выйти, не поднимая тревогу, только если знаешь специальное заклинание.
З'aмок спал. Мерцающие стрелки больших напольных часов сомкнулись на цифре три.
— Люмос! – прошептала леди Малфой и при неясном свете палочки вышла в коридор, откуда стала осторожно подниматься по ступеням лестницы.
На верхней площадке она наступила на какую-то труху, захрустевшую под подошвами туфель. Гермиона удивленно нагнулась – блестящий порошок посверкивал в свете волшебной палочки. Он походил на раскрошенный лед.
Ведьма смяла пальцами щепотку и тихо охнула от боли. Из сильно порезанной кожи на пол закапала кровь. Стеклянная крошка!
Леди Малфой попыталась высосать микроскопические осколки из ранок и сплюнула кровавую пену.
Похожий на дорожку инея след уходил по коридору к одной из гостевых спален. Затаив дыхание, Гермиона подошла к закрытой двери и прислушалась – оттуда доносились тихие шорохи и пробивалась тусклая полоска света. Сжав палочку, она распахнула дверь.
И обмерла.
На какой-то миг ведьме показалось, что она всё еще пребывает в сизом тумане Тэо, что это его неверные клубы породили страшное видение.
Стены скудно освещенной единственной свечой комнаты были исписаны кровавыми буквами, складывавшимися самыми немыслимыми способами в одно единственное слово – «домой». Генриетта, похожая в своей длинной белой ночной рубашке на призрак, была вся заляпана бурыми пятнами, ее маленькие руки, истертые почти до кости, напоминали сырой фарш. Но девочка продолжала обмакивать их в стеклянную крошку, которой тут было еще больше: она устилала весь пол и горками высилась на столах и комодах, – и остервенело елозить по стенам, выводя всё те же четыре кривые печатные буквы [153] .
153
Home (англ.).
Генриетта даже не обернулась к вошедшей матери, которая застыла, парализованная ужасом, на пороге комнаты.
Глава XL: Хоркрукс пробуждается
— Етта! – вскрикнула женщина спустя долгие мгновения, показавшиеся ей целой вечностью, и метнулась к ребенку, падая на колени в стеклянную крошку, перемешанную с кровью. – Етта! Что ты делаешь?! – Она схватила девочку за запястья, раня пальцы и задыхаясь от ужаса.
— Я. Хочу. Домой, – раздельно произнесла та, уставив пустой взгляд помутневших глаз в лицо матери.
— О Мерлин, что же ты натворила?! Маленькая
— Домой! – упрямо повторила девочка, повышая голос, и ее взгляд сфокусировался, а глаза потемнели. – Домой, мама, я хочу домой!
— Ты и так дома, родная моя…
— Нет! Я хочу вернуться в Блэквуд–мэнор!
— О небо, Етта, что же ты сделала?..
— В Блэквуд–мэнор, мама! Сейчас! – визгливо крикнула Генриетта, с необычайной силой рванув руки, и, странно изогнувшись, отскочила в угол комнаты.
— Леди Малфой? – раздалось из коридора.
— Кадмина? – послышался с другой стороны взволнованный голос Адальберты.
— Я! Хочу! Домой! – со злобой выкрикнула Генриетта, и внезапная волна вырвавшейся из нее магии отшвырнула Гермиону к противоположной стене.
В комнату вбежали слуги. Поднялась суматоха. Етта, потеряв сознание, упала лицом на усыпанный стеклянным крошевом пол.
* * *
Семейный целитель Саузвильтов, престарелый Фелекс Беккер, прибыл незамедлительно и со всем возможным хладнокровием оказал девочке помощь. Он не задавал лишних вопросов, действовал умело и быстро. Но остаться в замке не пожелал.
На прощание мистер Беккер подтвердил, что у его юной пациентки сильнейшее нервное расстройство, вдвойне опасное ввиду ее возраста и неустоявшейся колдовской силы. Такие разлады – всегда серьезная проблема для волшебника, ведь в лихорадочном возбуждении он теряет контроль над магией. А для ведьмы малолетней эти проблемы страшнее во сто крат.
Связывать магические силы ребенка в таком возрасте сильнодействующими средствами чревато страшными и непоправимыми последствиями, а слабые и легкие приемы в подобном состоянии рвущаяся наружу Красная магия сметает без следа, и они только раззадоривают ее. В сущности, сила эта способна победить и очень сильные средства, если есть потенциал.
У Генриетты потенциал был.
Целитель предупредил, что в ближайшее время девочку ни в коем случае нельзя волновать или огорчать. Это – единственный способ безвредно побороть расстройство такого рода.
Сидя у постели спящей дочери и с болью глядя на ее забинтованные крошечные ручки и покрытое едва заметными следами ссадин лицо, Гермиона с содроганием ждала того момента, когда Етта проснется и придется в очередной раз ответить отказом на ее неизменное требование возвратиться в Блэквуд–мэнор.
Но вышло еще хуже.
Одурманенная настойками мистера Беккера, девочка проспала целый день, и к ночи у ее постели вымотанная Гермиона забылась беспокойным сном. Она отпустила всех слуг еще вечером, опасаясь, чтобы они невзначай не разбудили Генриетту раньше времени.
И вот теперь в полутемной спальне Гермиона со своей дочерью были вдвоем.
Леди Малфой проснулась от ощущения, будто по коже ползет что-то склизкое и холодное. Она резко дернулась, выпрямляясь на стуле, и в неверном отблеске одинокой свечи с омерзением увидела, как на ковер шлепнулась отвратительная белая личинка огромных размеров. Гермиона поспешила раздавить ее подошвой туфли, недоумевая, откуда эта гадость взялась в комнате, и, подняв глаза, заорала от ужаса.