Дочь Востока. Автобиография
Шрифт:
К атаке присоединились министры Айюб Хана. Ответная реплика отца меня восхитила. Он всегда отличался открытостью и не скрывал подробностей своей личной жизни. «Не отрицаю, после 18-часового рабочего дня я иной раз позволяю себе глоток-другой, — заявил он на митинге в Лахоре. — Зато, в отличие от иных других политиков, не пью крови собственного народа».
В исходе выборов я не сомневалась. Лидеры ПНА как политики никуда не годились. Да и вообще люди дрянные. К тому же почти все дряхлые старцы. Ни образованием, ни опытом в управлении и дипломатии не блистали. В Пакистане моему отцу вообще ровни не найти. Политика в стране, управляемой генералами, не
Но во лжи они били все рекорды. Бхутто плохой мусульманин, утверждал Асгар Хан. Он, мол, еще только учится совершать пять ежедневных молитв. Я едва поверила глазам, в феврале прочитав это обвинение в «Фар-истерн экономик ревю». Я часто молилась с родителями дома, и мне понравился ответ отца и на это вздорное обвинение. Когда репортер спросил его, зачем к нему едет лидер Организации Освобождения Палестины Ясир Арафат, отец ответил: «Чтобы научить меня молиться».
Вооружившись лозунгом «Низами-и-Мустафа — Власть Пророка», лидеры религиозных фракций ПНА бессовестно спекулировали религией в политических целях. Голос против ПНА, утверждал глава «Джамаат-и-Ислами» на митинге в сельской местности, — это голос против Бога. А голос за ПНА якобы засчитывается «там», на небесах, за сто тысяч лет молитвы.
Более здравомыслящие лидеры оппозиции понимали, однако, что «исламская палка» против моего отца не только о двух концах, но и больно бьет самого ею пользующегося. Слишком широко известна в Пакистане преданность ПНП и ее вождя исламу. Мой отец дал стране исламскую конституцию 1973 года, он создал министерство религиозных дел. Лишь при нем в Пакистане напечатали первый исправленный, лишенный ошибок Священный Коран, он снял ограничения на число паломников, отправляющихся в хадж в Мекку. Он ввел исламийят — обязательное религиозное образование в начальной и средней школе. Правительство моего отца создало программу обучения арабскому языку — языку Священного Корана — по телевидению, образовало Руэт-и-Хиллаль, комитет наблюдения за луной, чтобы покончить с вечной путаницей с началом и концом поста в Рамазан. Даже наименование «Красный Крест» при моем отце изменили на «Красный Полумесяц», чтобы благородные функции этой организации ассоциировалась не с христианством, а с исламом.
Поэтому я не слишком беспокоилась, когда читала о фундаменталистских вывихах в ходе избирательной кампании. Ведь требуемая фундаменталистами трактовка шариата аннулирует все достижения в области прав человека, перечеркнет экономический прогресс и отбросит Пакистан на тысячу лет назад, это увидит любой, даже самый неграмотный пакистанец. К примеру, станет невозможной работа банков, так как банковский процент подпадает под определение ростовщичества. Я уже не говорю о правах женщин. Здесь достижения отца особенно заметны.
Он открыл для женщин дипломатическое поприще, гражданскую службу, полицию. Для поощрения женского образования он назначил женщину на пост вице-канцлера Исламабадского университета. Женщины заняли также должности губернатора провинции Синдх и вице-спикера Национальной ассамблеи. Средства массовой информации тоже открылись для женщин, впервые на телевидении появились дикторы-женщины.
По
По мере приближения дня выборов нападки ПНА становились все более дикими. Асгар Хан пообещал бросить за решетку наиболее ненавистных ему руководителей ПНП после 8 марта, когда он возглавит правительство. И похвалялся, что убьет отца: «Может быть, повешу его на мосту Атток. Или на уличном фонаре в Лахоре».
Меня трясло от подобной разнузданности. Говорили, что феди младших офицеров, устроивших неудачную попытку переворота в 1974 году, были родственники Асгар Хана. Продолжал ли он подрывную работу в армии?
Так далеко от Оксфорда! Отец отдавал все силы насаждению демократии в Пакистане. Но не все научились дисциплине, которую требует демократия. В пригороде Карачи кандидат ПНА изрешетил предвыборный плакат с изображением моего отца автоматными очередями, убив оказавшегося рядом ребенка.
«Оппозиция ведет себя настолько варварски, что даже такая аполитичная фефела, как я, не может не содрогнуться, — написала мне в феврале из Карачи школьная подруга. — Сейчас больше, чем когда-либо, стало ясно, насколько мы нуждаемся в твоем отце. Упаси боже, что случится, если до власти дорвутся эти обезьяны. Мне кажется, тогда конец стране».
В вечер дня выборов я прибыла к Миру в его квартиру напротив колледжа Христа, чтобы дождаться звонка. Посол Пакистана в Лондоне и один из министров отца обещали позвонить, как только они получат новости о выборах. Мир предсказывал победу ПНП с занятием от 150 до 156 мест в Национальной ассамблее. Раздался звонок. У телефона отец. Голос хриплый, но довольный. ПНП выиграла, у нее 154 места из двухсот. «Поздравляю, папа, я так рада, я счастлива!» — заорала я в трубку. Я радовалась победе ПНП, радовалась, что позади осталось напряжение предвыборной гонки. Но я ошиблась.
Оппозиция, как и угрожала ранее, заявила, что результаты выборов подтасованы, объявила, что не примет участия в выборах в ассамблеи провинций, намеченных тремя днями позже. Напряженность возрастала.
Группы молодых людей на мотоциклах вдруг оккупировали улицы Карачи. Они поджигали кинотеатры, банки, лавки, продававшие алкоголь, здания, на которых развевались флаги ПНП. В одном из домов они сожгли заживо семью из тринадцати человек, а когда один из умирающих от ожогов попросил воды, помочились ему на лицо. Одного из членов ПНП повесили на уличном столбе и оставили тело болтаться на веревке, пока его не срезала полиция. На министров и парламентариев ПНП посыпались угрозы убийств, обещания похитить детей из школы.
В Карачи разыгрывалась трагедия. Каждое утро я спешила в рекреационный зал колледжа Святой Екатерины, чтобы, прежде чем вынуть из почтового ящика пакистанские газеты, ознакомиться с английскими. Мы с Миром просматривали прессу, не веря глазам. Мы видели демократию в Америке и Англии, где политики нечасто прибегают к террористическим методам, и находили тактику ПНА возмутительной. Мы раздумывали о целях оппозиции, о последствиях ее поведения. Видно было, что оппозиция в выборах не заинтересована. Похоже было, что вся эта лихорадочная активность готовит почву для какого-то вмешательства, скорее всего военного переворота.