Дочь Востока. Автобиография

Бхутто Беназир

— Это мисс Беназир Бхутто? — спросил удивленный голос, когда я дозвонилась наконец до Абботабада.

— Да, да, да! — нетерпеливо подтвердила я. — ДВД определилось с выборами?

— Да, определилось.

— Ну, и как?

— Бойкот.

Раз так решила партия и объединенная оппозиция, значит, быть по сему. Я вернулась в Лондон и записала еще одну пленку на синдхи и урду с призывом бойкотировать выборы. Ее тоже тиражировали, тайно доставили в Синдх, Пенджаб и другие части страны, распространяли среди ее населения.

25 февраля я сидела в Лондоне у телевизора как приклеенная. Программы новостей освещали выборы в Национальную ассамблею, а тремя днями позже — в провинциальные ассамблеи. Обычно выборы в Пакистане слегка напоминают карнавал, проходят в суматошной, оживленной обстановке. На улицах полно

народу, мелкие торговцы толкают тележки с прохладительными напитками, морожеными леденцами, сластями, пирожками самоса и пакора. Люди собираются перед избирательными участками громадными толпами, толкаются и пихаются, чтобы пролезть первыми. В Пакистане не увидишь упорядоченных очередей. Однако на телеэкране я увидела совершенно иную картину. Какие-то статисты рысили перед камерами, выстраивались жидкими цепочками в аккуратную скучную очередь чуть ли не по стойке «смирно», в затылок один другому, и никаких тележек, никаких лоточников.

То, что Зия называл выборами, не представляло собою даже злой пародии на демократическую процедуру. «В отсутствие политических партий, — сообщал азиатско-тихоокеанский выпуск журнала «Тайм», — не было представления платформ кандидатов, не было предвыборных лозунгов или дебатов по злободневным вопросам. Кандидатам не разрешалось проводить встречи с избирателями под открытым небом, использовать аудио усилительную аппаратуру, радио- и телевещание. Разрешалось ходить от дома к дому и встречаться в помещении с таким количеством людей, которое может без давки разместиться в среднего размера жилой комнате. Некоторые отважились использовать в качестве залов для выступлений мечети — их быстро дисквалифицировали».

Режим объявил о явке в пятьдесят три процента. Мы оценивали ее между десятью и двадцатью четырьмя процентами, в зависимости от региона. Призыв ДВД к бойкоту сработал снова, хотя и не столь успешно, как в случае референдума. В этот раз Зия для гарантии выпустил указ, гласящий, что призыв к бойкоту подлежит суровому наказанию. Не было и политических лидеров, способных эффективно призвать к бойкоту. «В последние дни перед выборами, — писал «Тайм», — режим изолировал около трех тысяч политических противников, фактически всех сколько-нибудь заметных политиков страны, и держал их в тюрьмах или под домашним арестом до окончания голосования».

Несмотря на все потуги режима, выборы эти прозвучали очередной суровой отповедью военному положению и предложенной Зией политике исламизации. Шесть из девяти министров, выставивших свои кандидатуры в Национальную ассамблею, потерпели поражение, как и многие другие его сторонники. Столь же тускло выглядели религиозные фундаменталисты. Лишь шестеро из шестидесяти одного кандидата «Джамаат-и-ислами» добились избрания. Напротив, кандидаты, связывавшие свои платформы с ПНП, несмотря на бойкот, объявленный выборам нашей партией, взяли пятьдесят мест из пятидесяти двух. «ПНП, руководимая ныне 31-летней дочерью Бхутто Беназир, остается сильнейшей партией страны, несмотря на почти восьмилетний период ее запрета», — бесстрастно констатировал «Тайм».

Менее чем через неделю после выборов исчезли последние надежды, что Зия сделал какие-то шаги к демократии. Прежде чем новоизбранная Национальная ассамблея успела даже собраться, Зия объявил о внесении изменений в конституцию. Поправки подтверждали его президентство еще на пять лет и не только давали ему право лично назначать премьер-министра, командующих родами войск и губернаторов провинций, но и по своему произволу распускать Национальную и провинциальные ассамблеи.

Чем отличалось новое правительство? Да ничем. Хотя Зия и сделал показной жест в угоду своим западным покровителям, но военное положение оставалось в силе. На себя он навесил более приемлемый ярлык «президента», но так и остался главным военным администратором и начальником Генерального штаба, что обеспечивало «карманное» положение Национальной ассамблеи. Зия заявил в интервью журналу «Тайм», что «через несколько месяцев» после того, как он присягнет в качестве президента, он отменит военное положение и уйдет с поста начальника Генштаба.

«Когда я 23 марта принесу присягу, я скорее всего сменю форму на штатский костюм», — сказал он, как будто собираясь кого-то одурачить своим новым

бурнусом.

Первого марта, через четыре дня после выборов, Аяза Саму приговорили к смертной казни. — Пятого марта повесили Насера Балуча.

Весть о смерти Насера Балуча опечалила нас чрезвычайно. Зия не обратил внимания на просьбы о помиловании от девяти новоизбранных членов законодательных органов страны и провинции. Еще несколько политических заключенных Центральной тюрьмы Карачи ухитрились направить петиции о помиловании Насера Балуча, на что Зия ответил переводом их в другие тюрьмы. После того как мы обнародовали попавшие к нам в руки секретные документы, он вынужден был уступить международному давлению и отменить смертную казнь троих приговоренных, но Насер Балуч получил «черную метку». Корреспондент «Гардиан» сообщал из Исламабада, что профсоюзный вожак мужественно прошествовал к месту казни, «выкрикивая антивоенные лозунги и здравицы Бхутто».

Печально перебирала я листки накопившейся по делу Насера Балуча переписки, держала в руках обрывок сигаретной пачки, на чистой стороне которого он, уже находясь ожидании казни в камере смертников Центральной тюрьмы Карачи, набросал несколько строк: «Да ниспошлет Господь Вам и бегум-сахибе здоровья и долгих лет жизни на благо беднякам Пакистана. Мы в наших клетках храбро противимся невзгодам, берем пример с шахида (мученика) председателя Бхутто, не склонившего головы перед военной Хунтой. Мы не станем унижаться перед военным режимом, умолять о помиловании… Честь нашей партии дороже нам, чем жизнь. Молимся за вашу победу. Да поможем Вам Бог». Я месяцами молилась о спасении Насера Балуча. Теперь погрузилась в скорбную молитву о его душе. Мы объединились в поминальной молитве о Насере Балуче в доме одного из изгнанных военными партийных лидеров. Я переживала его смерть, как потерю брата. Проживал Насер Ба-луч в Малире, в районе Карачи, заселенном беднотой. Он с женой и детьми делил дом с родителями и многодетной семьей брата. Насер Балуч гордился своими дочерьми, часто рассказывал о них. Одна из них вышла замуж в 1983 году, когда я находилась в заточении на Клифтон, 70, и я в силу своих возможностей помогла их семье, попросив кузину Фахри выделить им деньги на покрытие связанных со свадьбой издержек. Глубоко сочувствуя его семье, я села за составление соболезнующего послания его близким. Многие переживали за судьбу этого замечательного человека. Британские газеты сообщали, что в ночь его убийства режиму пришлось бросить к тюрьме дополнительные наряды полиции, чтобы справиться с собравшейся там толпой. Когда тело выдали семье для захоронения, полиции пришлось применить слезоточивый газ, чтобы рассеять собравшихся. Новое «гражданское» правительство хунты начало правление с бойни. Неужели Аяз Саму станет следующей жертвой?

«Прошу Вас помочь нам в деле спасения жизни Аяза Саму, представителя рабочих заводов „Найя Даур моторз", приговоренного к смерти военным трибуналом 1 марта 1985 года в ходе закрытого судебного процесса». Так начинались письма в рассылке доктора Ниязи, представляющего комитет по гражданским правам ПНП. «Дорогие товарищи/сотрудники… — начинались обращением письма Сафдара Хамдани, проживавшего в хостеле Христианского молодежного сообщества. — В свете зловещего развития дела Аяза Саму прошу Вас умножить усилия путем: а) личных встреч с вашим местным делегатом парламента или аналогичного выборного органа; b) организации делегаций для встреч с вашим местным делегатом парламента или аналогичного выборного органа; с) сбора подписей под петицией; d) контакта с правозащитными организациями; е) контакта со средствами массовой информации».

Детали сфабрикованного дела Аяза Саму выяснились, когда наши сторонники в Пакистане сумели довести до нашего сведения информацию из полицейских досье. Саму обвинили и приговорили к смертной казни за преступление, которого он не совершал, за убийство сторонника режима, некоего Захура уль-Хасана Бхопали, в его офисе в Карачи в 1982 году. Одного из нападавших убили тут же, второго, сбежавшего с места происшествия, свидетели описывали как высокого, мускулистого, сравнительно светлокожего мужчину возрастом между двадцатью пятью и тридцатью годами. Из раны в его плече обильно текла кровь, когда он прыгнул в машину и скрылся. Аяз Саму ничем не напоминал скрывшегося раненого.