Дочь заклятого врага

Морейно Аля

– Екатерина – красивое имя, мне нравится, – соглашаюсь без раздумий.

Поначалу я планировала родить ребёнка исключительно для себя. Чтобы рядом с нами не было никаких мужчин. Максимально обезопасить нас с дочерью от того, с чем я столкнулась в браке. Да и отношение папы ко мне в детстве было скорее отрицательным примером, чем положительным. Но Вадим ввалился в нашу жизнь как слон в посудную лавку и настойчиво вынуждает пересмотреть все планы…

Не знаю, что будет дальше, но пока он покоряет меня своей заботой. Даже в детстве

от родных я не получала столько участия и душевного тепла, сколько сейчас даёт мне он.

Мне очень неловко, что Вадим видит мне в непривлекательном виде. Я боюсь, что он потеряет ко мне интерес и наши отношения закончатся не начавшись.

– Зайчонок, ты помнишь, что в двенадцать тебя ждёт молочная сестра? – напоминает Вадим, когда на его телефоне звучит напоминание.

Он даже это внёс себе в календарь? Кажется, я краснею. Не привыкла к такому вниманию со стороны мужчины. Массаж и расцеживание груди – это очень интимный процесс. И посвящать в него кого-то постороннего кажется противоестественным и стыдным.

– Не бойся, я с Катюшей побуду. Я справлюсь, – по-своему трактует мою реакцию Вадим.

Не сомневаюсь, что он справится. Утром в палату приходила медсестра, и он устроил ей настоящую головомойку на тему, как ухаживать за младенцем, как будто эти навыки ему понадобятся в дальнейшем. В итоге Вадим сам помыл доченьку и поменял ей памперс, причём сделал это довольно ловко.

– Если она будет плакать, я возьму её на ручки, – произносит мечтательно.

Я просила его не злоупотреблять и не баловать без необходимости дочь, потому что детки быстро привыкают к рукам – и потом их тяжело приучить лежать в кроватке или коляске. А когда я останусь одна, у меня будет всего две руки на дочку и домашние дела.

После обеда в палате появляется дама из ЗАГСа. Она собирает заявления и документы родителей, чтобы к выписке из роддома новорожденные уже имели свидетельства о рождении.

Я заполняю бланк, который она мне даёт, а потом Вадим выходит с ней в коридор и о чём-то беседует. Неужели могут возникнуть какие-то проблемы с регистрацией Катюши?

* * *

От молочной сестры возвращаюсь на ватных ногах. Мир рушится, как будто планету болтает десятибальное землетрясение.

– Что случилось? – Вадим перекладывает Катюшу в корзинку и убирает от лица ладони, которыми я отгородилась от него, чтобы пореветь. – Зоя! Ну же! Говори!

– Катюшу запишут на Орлова! Её невозможно записать на тебя! – еле произношу, всхлипывая и запинаясь.

– Кто тебе сказал такую глупость? – говорит строго или даже зло.

Естественно, ему не по душе эта новость. Но ничего не поделать. Как мне объяснили, таков закон. Странно, что он как адвокат этого не знает.

– Валентина сказала, медсестра. Она уже столько таких случаев видела за свою жизнь! Я ей ляпнула, что в разводе. И она мне сказала, что если ещё не прошло десять месяцев, то ребёнка сто процентов запишут на бывшего мужа!

Задыхаюсь

от отчаяния. Конечно, всегда есть вариант обратиться в суд. И для Вадима это не проблема. Но если Орлову параноидально нужен был от меня ребёнок, то он за него глотку перегрызёт кому угодно. Я рта раскрыть не успею, как он отберёт у меня мою малышку.

– Стоп. Зоя, успокойся! Ты сейчас Катюшу разбудишь своей истерикой.

Но как я могу успокоиться? Меня буквально колотит.

– Вадим, что делать? Что?

Это катастрофа, конец света!

– Когда успокоишься, я тебе всё расскажу. Но в таком состоянии ты меня не услышишь. Зоя, или ты перестаёшь истерить и слушаешь меня, или я ничего тебе не скажу, – манипулирует.

Он очень зол. На меня или на закон? Пугаюсь, что он может просто уйти. А мне этого очень не хочется. Я боюсь остаться одна! Особенно когда так явно замаячила перспектива новой войны с Орловым.

– Я успокаиваюсь, – обещаю, хотя меня продолжает трясти.

– Точно?

Не смотрю на него. Я хочу схватить дочь и залезть с ней под кровать, спрятаться от всех. И вылезти только когда Вадим избавит меня от монстра из прошлого.

Тянусь за салфетками и вытираю лицо, демонстрируя, что готова к разговору.

– Не будь такой доверчивой и поменьше слушай всяких валентин. Особенно когда у тебя есть личный адвокат. Может, для начала спросишь меня?

Смотрю на него настороженно и в то же время с надеждой. Если Филиппов говорит, что всё не настолько страшно, то есть надежда, что он справится?

– У меня есть документ о признании отцовства, – продолжает уверенно и спокойно. – Адвокат я, в конце концов, или кто? Ну как ты себе представляешь, чтобы я позволил записать мою дочь на твоего бывшего мужа?

– Точно? – задаю сквозь слёзы дурацкий вопрос.

– Точнее не бывает.

– Правда? И в свидетельстве о рождении сразу напишут тебя?

– Зоя…

– Почему ты мне сразу не сказал? – снова начинаю реветь.

Стресс уходит через слёзы.

– А зачем тебя пугать? Ещё молоко пропадёт. Я не думал, что тут работают капец какие звёзды юриспруденции. Ещё и безмозглые, – последнюю фразу бурчит под нос почти неслышно.

– Боже… Я так боюсь за Катюшу…

– А подумать? Хотя бы вспомнить, что Орлову ни ты, ни твоя дочь уже неинтересны, потому что прииска у тебя уже нет?

Вздыхаю. Конечно, он прав… А я как услышала, что бывший муж снова может замаячить в моей жизни, так напрочь мозги отключила.

– Спасибо…

– Это тебе спасибо, Зайчонок. И прекращай слёзы лить. А то молочко будет невкусное…

Я постепенно успокаиваюсь. Но напряжение не отпускает до самого момента получения свидетельства.

Придирчиво вчитываюсь в каждую букву. “Филиппова Екатерина Вадимовна”.

Боже… Звучит прекрасно.

И даже неважно, что малышка получила не мою фамилию. Филиппова – это замечательно. Главное, что она – не Орлова.