Дочери Ганга
Шрифт:
– Сона?!
Падма недоверчиво и жадно разглядывала женщину, гадая, почему она так изменилась.
– Да, это я.
– Куда ты подевалась?
– Я нашла работу.
– Нашла работу? – словно эхо повторила Падма.
Ее взгляд остановился на Латике, пухленькой, веселой, здоровой.
– Твоя дочь похорошела – ее не узнать!
– А как Виру?
– Он умер.
Между двумя женщинами словно пронеслась огромная волна, отшвырнув их друг от друга.
– Мне очень жаль, – прошептала Сона.
Падма кивнула, продолжая смотреть на Латику.
– Прошу тебя, – проговорила Сона, думая о последствиях этой нежданной
– Не скажу, – медленно ответила Падма, в глазах которой читалась неприкрытая зависть, – ты всегда хорошо относилась ко мне.
– Хочешь, я куплю тебе что-нибудь? Или дам денег…
– Не надо. Все равно я не стану богаче, – вяло произнесла Падма и, повернувшись, побрела прочь.
Сона вернулась к себе расстроенная, с испуганно бьющимся сердцем. Из головы не выходили мысли о Падме, взор которой был полон горечи и зависти. А если она проболтается? Варанаси – большой город, но, как известно, тот, кто ищет, всегда находит, а Бриджеш ни за что не простит ей того, что она сбежала.
Несколько дней она никуда не выходила, а потом Харшал снова послал ее с заказом. Сона попыталась отказаться, и тогда он спросил:
– Что случилось?
В глазах женщины мерцали слезы.
– Я встретила кое-кого из прошлой жизни. Нам с Латикой угрожает опасность!
– Ты говоришь о мужчине?
Сона потупилась.
– Да. Но это не то, о чем вы, возможно, подумали…
– Не важно, о чем я подумал. – Взяв длинный нож, которым чистили и потрошили рыбу, Харшал показал его женщине и добавил: – Пусть попробует здесь появиться! – А после смущенно произнес: – Я давно хотел сказать тебе, да все не решался… Не согласишься ли ты… стать моей женой? И ты, и твоя дочь будете под защитой. Муж совсем не то, что хозяин! Я нанял тебя, потому что ты показалась мне очень красивой и беззащитной, и с тех пор мысли о тебе не дают мне покоя.
Ошеломленная тем, чего она никак не могла предвидеть, Со-на промолвила:
– Я принадлежу другому мужчине.
Харшал ревниво поджал губы.
– Но где он? Жив ли? Почему не приходит за тобой? Если ты нужна ему, пусть предъявит свои права!
– Прежде всего их предъявляет моя любовь к нему, – тихо ответила женщина. – Вы очень добры, но я не могу.
Несмотря на неожиданное предложение, Сона немного успокоилась. Она пошла одна, без Латики, и всю дорогу оглядывалась, не следит ли кто. Ей до смерти надоело бояться – сперва Суниты, а потом – Бриджеша. Она хотела наконец стать свободной.
Он ждал ее в переулке. Вероятно, Падма не сдержала слова и разболтала о том, что видела Сону на рынке. Возможно, она сделала это из зависти или в надежде получить несколько анн.
Нарядная, чистая, с красиво заплетенными волосами, женщина посмотрела на Бриджеша так, будто их разделяло огромное расстояние, и это его взбесило. И все же он уловил в глубине ее глаз страх, вызвавший в нем злобное торжество.
– Ты посмела удрать?! Возвращайся обратно, слышишь! Пойдем со мной!
Он попытался схватить Сону за руку.
– Нет! – вырвалось у нее, и в ее голосе звучала такая непримиримость, что Бриджеша передернуло.
– Тогда пеняй на себя! Я отрежу твоей девчонке уши и нос или сделаю так, что ей придется молиться покровителю Сурдасу! [106]
То было самое ужасное из всего, что ожидала услышать Со-на. На следующий день она
106
Сурдас (ок. 1483 – ок. 1563) – слепой странствующий певец, слагавший стихи на брадже (диалект хинди).
Глава XXXI
На протяжении нескольких недель положение в Ауде день ото дня становилось все более угрожающим. В Лакхнау царила сумятица. Войска Ост-Индской компании вперемешку с королевскими полками [107] акр за акром теряли территории, приносящие сотни тысяч рупий годового дохода.
Армия раджпутов двигалась вперед, захватывая населенные пункты, громя английские судебные и налоговые учреждения и дома индийских ростовщиков, сжигая найденные в них документы, разгоняя всех, кто попустительствовал колониальной политике. На всем пути их поддерживали долговые рабы – крестьяне, которые собирали продукты, предоставляли нужные сведения, укрывали раненых.
107
До 1859 г. английские войска, дислоцированные в Индии, принадлежали или к королевской армии, или к войскам Ост-Индской компании.
А потом наступил перелом в пользу белых. Сыграло роль военно-организационное и техническое превосходство англичан, о котором некогда говорил Ратне Джейсон Блэйд.
Грейс Уоринг могла бы прочитать обо всем этом в газетах, если бы хоть одна из них попала в ее руки. Но она продолжала жить в полной изоляции и неведении, будто все, что с ней случилось, происходило во сне.
Никто не мешал ей проводить дни так, как она хотела. Она имела возможность отправить письмо Эйприл, но не стала этого делать. О чем было писать? О том, что она до сих пор живет надеждой на нереальное счастье? О мечтах, дабы это непонятное безвременье, ожидание, которое она в глубине души считала бесплодным, никогда не кончалось?
Грейс не знала, искала ли ее Флора, какое впечатление произвела на тетку покаянная записка, в которой, как казалось девушке, сквозили нотки безумия?
Сон закончился с приездом Дамара Бхайни. Возможно, грезы продолжились бы, вернись он с победой, но это было не так.
Хотя он предстал перед Грейс одетым в чистое и умытым, ей почудилось, что он пахнет порохом, сталью и кровью. Собранный и погруженный в себя, Дамар напоминал туго сжатую пружину, ибо его воля, стиснутая в кулак, должна была защитить душу от гнетущих мыслей о поражении в деле, которому он посвятил свою жизнь.
– Мне стоило труда вырваться сюда. В моем распоряжении сутки, не больше, – сразу сказал он.
– А что потом?
– Давайте сядем, – предложил он, не отвечая на вопрос. – Сейчас принесут кофе. Я устал с дороги. А вы? Как вы тут жили?
– Хорошо, – ответила Грейс, едва удержавшись, чтобы не добавить: – «Я ждала вас, я волновалась за вас!»
Дамар Бхайни кивнул. Девушка видела, что он крайне уставший, но не просто от дороги, а от всего, что ему пришлось пережить в последние дни и недели.