Дочери Рима
Шрифт:
— Даже не мечтайте добраться до дома, — схватила их за плечи Диана. — Нам нужно найти укрытие.
— Верно, — упавшим голосом согласилась Марцелла. — Думаю, с нас хватит приключений.
Однако откуда-то спереди донеслись крики, и темное небо осветилось заревом факелов. Послушался недовольный ропот, похожий на далекие раскаты грома; различить слова было невозможно. Марцелла почувствовала, как масса человеческих тел подтолкнула ее вперед. Лоллия крепко вцепилась ей в локоть. В следующее мгновение Диане удалось затолкнуть их на лестницу, ведущую в храм.
— Ты что-то видишь? — спросила Лоллия. В широко открытых глазах читался ужас.
— Да, — ответила
Затем до слуха Марцеллы донесся цокот копыт. Она не смогла понять, с какой именно стороны, однако вскоре увидела конных преторианцев. Неожиданно они заполнили площадь и плотным кольцом окружили Гальбу. Над их головами взметнулись короткие мечи. Красные плюмажи на шлемах в сумеречном свете были похожи на кровь. Императорское кресло опрокинулось, и Гальба, падая, беспомощно взмахнул руками. Затем Марцелла увидела, как опускаются и вновь взлетают мечи преторианцев.
— Марцелла! — крикнула Лоллия и потянула сестру за руку. Молчание толпы оборвалось громким гулом. Одна половина людей с криками отхлынула назад, другая половина, так же крича, подалась вперед, чтобы увидеть, как императора рубят на куски. Марцелла успела заметить, как мужа Лоллии оттащили от кресла императора и ударили мечом в живот. Виний громко заверещал, умоляя о пощаде.
Лоллия сдавленно всхлипнула.
— Бежим! — крикнула им Диана и с такой силой рванула обеих сестер за руки, что Лоллия едва не упала. Марцелла едва успела ее удержать. В следующее мгновение все трое уже неслись со всех ног.
— В храм! — прохрипела, задыхаясь от быстрого бега, Марцелла. Толпа устремилась вслед за ними. Впереди замаячил круглый силуэт храма Весты. В эти минуты он казался островком безмятежности посреди бурлящего моря. Сестры буквально взлетели по его ступням и устремились внутрь святилища.
Там было невероятно тихо, лишь вечный огонь негромко потрескивал на алтаре. Вбежав под своды храма, Марцелла остановилась как вкопанная. Легкие горели от быстрого бега, дыхания не хватало. Лоллия обессилено упала у подножия колонны.
— Он жив, — тупо повторяла она. — Он жив. Жив. Жив…
Марцелла ничего не стала ей отвечать. В ее голове крутилось одно слово. Мертв. Мертв. Император мертв.
О, благословенная Фортуна, где же Корнелия?
Диана отправилась к двери внутреннего святилища и принялась молотить в нее кулаками. Затем вернулась, изрыгая проклятия.
— Нам отсюда не выбраться, — сообщила она, убирая с лица пряди волос. — Похоже, что все весталки сбежали.
— Разумный поступок, — отозвалась Лоллия с каким-то тупым спокойствием. — Им вряд ли удалось бы сохранить девственность, ворвись сюда орава разгоряченных преторианцев.
— Так же, как и нам, — произнесла Марцелла, оглядываясь по сторонам. Всего несколько колонн, за ними не спрячешься. Да и дверей больше нет, которые можно было запереть изнутри.
— Сомневаюсь, что тебе удалось сохранить девственность, разве что твой муж плохо знал свое дело. — Лоллии
— Лично меня не очень радует мысль о том, что меня может взять силой половина когорты преторианцев, — ответила Марцелла. — Есть у кого-нибудь из нас кинжал, на тот случай, если до этого дойдет дело?
— У меня есть, — отозвалась Диана и вытащила короткий кинжал.
— Тебе он точно пригодится, — сказала Марцелла с легким раздражением.
Крики снаружи сделались еще громче. Сестры застыли на месте. Улица перед храмом опустела. Толпы рассеялись. Часть людей устремилась в переулки, часть бросилась к форуму. Однако в следующее мгновение послышались новые крики, и темнота осветилась огнями факелов. В храм вбежало несколько преторианцев — солдаты преследовали каких-то двух людей. Было еще довольно светло, и сестры сумели разглядеть тех, за кем гнались гвардейцы. Марцелла бросилась было из-за колонны вперед, но Диана удержала ее.
— Туда нельзя!
Как оказалось, это Корнелия. От быстрого бега она задыхалась и прихрамывала, поскольку потеряла одну из сандалий. Темные волосы растрепались и волной спадали на спину. Пизон поддерживал ее. Глаза у него были совершенно безумные, нарядная тога разорвана в клочья. За ними с улюлюканьем гнались с полдесятка, если не больше, преторианцев.
Нет, нервно подумала Марцелла. Их всего пять. Тот, что бежал впереди, был не с ними. Он подтолкнул Пизона в спину, направляя вперед и вверх по ступенькам, ведущим в храм Весты. Затем, держа в руке меч, повернулся к преследователям. Марцелла узнала его. Это был Денс, центурион, охранявший Корнелию. Он был без шлема, под глазом рана, из которой струилась кровь. Зубы оскалены в свирепой ухмылке.
Короткий меч Денса вонзился в шею одному из преследователей, и тот упал. В то же мгновение, оступившись на первой ступеньке, упала и Корнелия. К ней тут же подскочил один из преторианцев. Пизон вскрикнул и метнулся ему навстречу. Увы, в следующий миг его рукав обагрился кровью.
Денс выдернул клинок из своей жертвы и, повернувшись ко второму преследователю, полоснул его мечом сзади по коленам. Преторианец вскрикнул и упал. Пизон попятился назад, непонимающе разглядывая свою окровавленную руку. Корнелия вцепилась в него и, что-то крича, потащила за собой вверх по ступеням. Денс полуобернулся и подтолкнул их обоих вперед. В следующее мгновение на него сзади набросились преследователи.
Высокий трибун изловчился и нанес центуриону удар кинжалом в щель между доспехами, глубоко вонзая ему в бок короткое, широкое лезвие. Денс согнулся пополам, судорожно хватая ртом воздух, но тотчас же выпрямился и набросился на того, кто нанес ему подлый удар. Противники вцепились друг в друга. Тем временем два других преторианца кинулись вслед за Пизоном. Одному из них удалось поймать сенатора за окровавленный край тоги.
С криками преследователи потащили его вниз, словно рыбу, пойманную в сети. Последнее, что он успел сделать, это толкнуть Корнелию вперед, давая ей тем самым возможность спастись бегством. Марцелла увидела побелевшее от страха лицо Пизона, его раскрытый для крика рот — он то ли умолял своих убийц пощадить его, то ли проклинал их. Потому что даже если патрицию и надлежит умереть достойно, было не слишком много гордости в том, чтобы, пробыв всего пять дней наследником императора, быть затем прирезанным на ступеньках храма подобно бродячему псу.