Дочки-матери
Шрифт:
К дочери и мужу неслышно подплыла Фаина.
– Ой, забыла ж сказать, – как ни в чем ни бывало начала она свои сладкие речи, заманчивые. – Денег же я хотела дать внучкам, чтобы съездили с дедом в райцентр и выбрали себе по велику!
Наська и Маришка ахнули, подбежав к бабушке.
О великах девчонки мечтали давно, все просили у Олеськи велосипеды им купить, да только откуда у безработной матери-одиночки такие деньжищи найдутся, на прихоти подобные?
Засим, конфликт самоликвидировался. Утух.
Фаина пересчитывала деньги. Перед нею на столе лежала толстая пачка сотенных бумажек и Фаина считала их. Считала с упоением, с наслаждением и даже тихонько покачивалась в такт своему счёту: вперед-назад.
Слышен был только монотонный ее шепот:
– Тринадцать, четырнадцать, пятнадцать.
Шуршали бумажки в руках.
– Тфу-тфу, – поплевывала она на пальчик, чтобы удобнее было листать купюры. Так уж было заведено в их семье: все деньги хранились у Фаины.
Деньги Фаина пересчитывала каждый вечер, аккурат после ужина, когда все домочадцы расходились по комнатам, чтобы укладываться спать. Это было ее любимым занятием.
– Слушай, мама, – робко подошла к Фаине Олеся. – Я тут объявление нашла: срочно продают квартиру в райцентре.
Дрожащими руками молодая женщина протянула матери газету.
Фаина оторвала от стола с деньгами свой затуманенный взгляд. Спрятала стопочку аккуратно сложенных купюр под лежавший на столе платок, платок придавила сверху ладонью.
– И что? – нервно осведомилась она у дочери.
– Цена на квартиру недорогая выходит, – теребила в руках свою правую рыжую косичку курносая Олеська.
– И что, что недорогая? – хмыкнула мать, – Чего мыслишь, от меня-то тебе чего надо?
Олеся подняла голову и посмотрела в упор на родительницу:
– У меня Маринке уже четыре года исполнилось. Можно ведь материнский капитал использовать и квартиру эту купить! А недостающую сумму в кредит взять.
Мать строго взглянула на притихшую дочь. Брови нахмурила. В доме стало так тихо, что слышно стало, как тикают старинные часы.
– Ничего не понимаю! Говори ясней, мямля! Зачем квартира? Кому?
– Мне, – развела руками Олеська.
Фаина аж привстала со стула, поглядев на дочь внимательно:
– Ах тебе-е? Хм!
Олеська опустила низко голову, словно ей стыдно стало за то, что она осмелилась у матери собственный материнский капитал просить.
– Квартира ей зачем-то понадобилось, ты посмотри! – пробормотала растерянно Фаина. – Тебе что, жить негде? Рази ж тебя кто из дому гонит? А? А этот дом, наш с отцом дом, кто будет за ним смотреть? Он же тебе, этот дом, в наследство достанется!
Женщина обвела взглядом пространство своего жилища и наткнулась глазами на притихшую в углу у телевизора младшую дочь, Юлю.
– Дом наш, говорю, Олеська, тебе отойдет! Тебе и Юльке! Вы ж сёстры, делить вам нечего, дом большой, всем места хватит! Если надо, то пристрой сделаете, места вон во дворе навалом! А и сам дом – на века построен!
В кухне брякнула посуда и оттуда в комнату торопливо выбежал Кирьян. Это средний сын Фаины, двадцатичетырехгодовалый мужчина. Бритая голова, на квадратном лбу – махонькая чёлочка. Новая спортивка с тремя полосками.
– А мне чего достанется? Уже без меня наследство делите? Здорово, зашибись! – в сердцах воскликнул он.
Фаина, Олеська и Юля, уставились на Кирю.
– Ты тут чтоль? – удивилась мать, Фаина. – Как так? Я ж вроде бы недавно дверь на крючок закрыла, чтоб чужие не шастали.
– Туточки я. А что, уже и права не имею к себе домой прийти? – возмутился Кирьян.
Фаина промолчала. Она принялась что-то мысленно обмозговывать, глядя на сына и двух дочерей.
Всех троих своих детей Фаина любит одинаково сильно, но в то же время, особенными «любовями».
Олеська – ее первенец, ее долгожданное дитя. Кирьяша – единственный сын. Ну и Юля – поскрёбыш, младшенькая. Самую маленькую как не любить?
Всех троих Фая любит, всех. И мечтает только об одном: чтобы все трое по жизни крепко друг за друга держались и жили дружно, рядышком.
– Ерунды не мели, Кирюш, – строго молвила Фая. – Твой это дом, твой, никто тебя обделять не собирается. Только ты дома почаще бывай.
Тут Олеська психанула. Нервы сдали. Плечом капризно дернула, из глаз слезы брызнули:
– Хватит, мама, всем нам голову морочить! У меня есть мой капитал, это я его получила, ну отдай его мне! Почему ты им распоряжаешься, ведь никакого отношения к нему не имеешь? Я хочу, значит, я куплю дом и сделаю это сама! В конце концов, капитал дали мне, за то, что я детей родила!
Фаина закачала головой, зацокала языком:
– Ты посмотри, как мы заговорили! На капитал твой я прав имею поболее твоего! С детьми твоими, тебе кто помогал? Папки их, или может быть, другие бабушки, дедушки твоих детей?
Из-за печки шустро выскочил Лексей, бросился защищать старшую дочь:
– Не обижай дочку, что ты за женщина такая невозможная?
Олеська только рукой в бессильной ярости махнула:
– Да ну тебя, мама! Даже слушать ничего больше не хочу, довольно! Не поможешь мне, так я сама выкручусь, без тебя, с чужой помощью! Я найду, у кого денег занять!
Она убежала, босая, прямо в темноту улицы, скрипнув за собой тяжелой дверью, обшитой с двух сторон толстым ватным одеялом.