Догмат искупления в русской богословской науке
Шрифт:
Вообще следует отметить, что критическая часть труда автора обоснованнее положительного изложения «нравственной теории искупления».
Понимая под искуплением освобождение от греха и его следствий и обновление человека, Петров показывает невозможность этого для самого человека и необходимость Божией помощи. Менее ясно говорит он о необходимости для этого воплощения и еще менее ясно объясняет спасительность для человека страданий и смерти Сына Божия, называя их жертвой Богу «в смысле осуществления в жизни Христа полного, даже до смерти, послушания воле Божией, или святости» [536] . Отдельные его мысли можно понять или юридически, как необходимость жертвы Богу, в чем бы она ни заключалась, или только «нравственно–психологически — жизни и смерти Иисуса Христа как примера. В этом заключается главный упрек, который делали «нравственной теории» представители противоположных взглядов.
536
Там же. С. 48. Страдания и смерть Христовы автор называет еще «испытаниями Праведника»: «…чрез одоление всех искушений, даже до крестной смерти, Он победил грех» (см. изложение лекций Петрова в изд. «Краткосрочные курсы…» (с. 200)), подчиняясь в данном случае влиянию Тареева.
Наконец, отвечая на вопрос, как распространяется на весь человеческий род Христова победа над грехом, автор приводит большую цитату из статьи митрополита Антония (Храповицкого)
Таким образом, у Петрова центральное значение Креста в искуплении остается выясненным недостаточно.
Но его лекции, как и учебник Николина, показывают широкое распространение мнения о неудовлетворительности «юридического» понимания искупления [537] .
537
Лекции проф. Петрова особых прений не вызвали, но впоследствии свящ. В. Бетьковский, не присутствовавший на лекциях, в отдельной брошюре вступил с автором в полемику, указав на наличие «правового» элемента в понимании догмата искупления «у всех христиан и всех времен» и объяснив происхождение «нравственной теории» заимствованием ее от протестантских модернистов, желающих превратить христианство в гуманитарную систему.
В специальном ответе проф. Петров подтвердил обоснованность своего понимания и указал, что «юридическое» толкование «вполне уподобляется буквалистическому объяснению библейских антропоморфизмов, то есть превращается в антропопатизм» (Петров Н. В., свящ. О юридической и нравственной теориях искупления // Православный собеседник. 1915. Nq 11/12. С. 49).
4. УЧЕНИЕ ОБ ИСКУПЛЕНИИ В СОЧИНЕНИЯХ ПРОФЕССОРА М. ТАРЕЕВА
Одним из опытов самостоятельного истолкования учения об искуплении следует признать диссертацию профессора М. Тареева, изданную в самом начале изучаемого периода [538] .
Воззрения профессора Тареева можно рассматривать как одну из попыток усвоения содержания догмата искупления русской богословской мыслью, хотя значение самого автора как православного богослова не представляется бесспорным [539] .
538
М. М. Тареев (1866–1934) — доктор богословия, профессор по кафедре нравственного богословия Московской духовной академии. Его диссертация издавалась три раза под следующими заглавиями:
Тареев М. М., проф. Искушения Богочеловека как единый искупительный подвиг всей земной жизни Христа, в связи с историей дохристианских религий и христианской Церкви // Чтения в Обществе любителей духовного просвещения. (Изд. 1–е.) М., 1892. Кн. 2–6, 8.
Он же. Искушения Господа нашего Иисуса Христа. (Изд. 2–е, перераб.) М., 1900.
Он же. Основы христианства: В 3 т. Сергиев Посад, 1908. Т. 3: Искушения Христа в связи с историей дохристианских религий и христианской Церкви. (Изд. 3–е, перераб.).
Наибольшее значение имеет диссертация (изд. 1–е). Отдельные высказывания об искуплении имеются еще в «Философии евангельской истории» и в «Евангелии» (Основы христианства. Т. 1,2. Сергиев Посад, 1908). Для облегчения ссылок после цитат в скобках ставится страница и указывается: 1–е, 2–е и 3–е изд. или 1, 2, 3 том «Основ христианства». При цитировании прочих сочинений названия полностью указаны в примечаниях.
539
Известна полемика о неправильном понимании Тареевым воскресения Христова, а также специальное исследование его сочинений по поручению Святейшего Синода и его объяснения (см.: Богословский вестник. 1917).
В диссертации, как и в последующих сочинениях, автор не раз выражал свое критическое отношение к «юридическому» пониманию искупления [540] , но критика этого понимания не являлась целью его исследования. Его опыт, по мнению профессора П. Пономарева, «заслуживает внимания по своему глубокому выяснению смысла искушений в жизни Христа Спасителя… Искупление, по Тарееву, состояло в победе Иисуса Христа над искушениями… Победа над искушениями — это коренная идея изъяснения искупительного подвига» [541] .
540
«Нередко полагают, что эти страдания вызывались только неизбежностью удовлетворения Божественной правды и были понесены Христом как наказание за человеческий грех, и потому одни справедливо спрашивают: зачем Бог не простил людям их согрешений и для удовлетворения Своей правды потребовал страданий Невинного как умилостивительной жертвы, а другие прибегают к многочисленным и часто схоластическим соображениям, чтобы оправдать возможность замены страданиями Невинного страданий виновных» (Изд. 1–е. С. 484; см. еще: Там же. С. 497, 736, примеч., и др.). «Не имеет никакого оправдания гностическая теория искупления, выступающая за пределы фактических отношений Христа, Его реального самосознания и построяемая исключительно из ветхозаветных данных. Мы разумеем ту теорию, что Христос принес Себя в жертву Божественному гневу для умилостивления за грехи людей и для избавления их от смерти… Ложный путь богословствования — оценивать смерть Христову в ее отрешенности от Его духовной жизни, в ее «юридической» изолированности» (О спасении Христовом // Т. 2. С. 318, 320).
541
Пономарев П. О спасении. Казань, 1917. С. 148, 154.
Воззрения автора на искупление можно было бы представить в следующей схеме:
Человек не достиг цели, поставленной перед его свободой Богом, поддался искушению, согрешил и ввел в мир грех, подчинив себя, свою свободу и всех своих потомков власти греха.
Избавление от греха может произойти только через свободную победу человека над искушением.
Поэтому искупителем может быть свободный от власти греха человек — Богочеловек, и весь искупительный подвиг есть преодоление искушения.
Отсюда все обстоятельства и моменты земной жизни Богочеловека автор рассматривает как искушения и победу над ними [542] .
В таком понимании воззрения Тареева не только не представляют собой ничего неприемлемого, но даже составили бы ценное раскрытие святоотеческого положения, как формулирует его он сам: «Христос страдал нашими страданиями, Он боролся нашею борьбою, принявши на Себя наши грехи» [543] .
Это раскрытие домостроительного значения искушений Христовых как принятия и преодоления Искупителем силы греха [544] осталось бы ценным вкладом Тареева в русское богословие. И можно было бы вполне согласиться с мнением одного из рецензентов диссертации по поводу необычного распространения автором значения искушений на все содержание искупительного подвига: «Та истина, которая, сделавшись нарочитым предметом изучения, познается человеком в возможной для него глубине и ясности, тем самым приобретает в его глазах особо важное значение в ряду прочих,
542
«Не устоявший в искушении человек нарушил должное отношение человеческого начала к Божественному. Делом Христа было восстановление этого должного отношения человеческого к Божественному и могло быть совершено Им только через победу над искушениями» и т. д. (Изд. 1–е. С. 41 и др.).
Тареев дает много ценного при анализе отдельных обстоятельств земной жизни Спасителя в соответствии с характером трех искушений в пустыне и устанавливает интересное соответствие характера этих искушений с принятыми в традиционном богословии тремя служениями Искупителя (пророческим, первоевященническим и царским).
543
Изд. 1–е. С. 485.
544
«Вступая в живое общение со всем человечеством, Сын Божий в действительности искушений принимал на Себя все зло и страдания мира… всю тяжесть греха человеческого самооправдания и победил его, примирил человека с Богом и утвердил Божественную правду в жизни человеческой как Богочеловек». Он мог «принять на Себя грех человеческий, чтобы победить его победою над искушениями, мог принять не в смысле только внешних последствий греха, как Божественного наказания за грех, но в смысле внутренней свободной греховной силы, в смысле тех искушений злом и страданием человеческой жизни, в которых проявляется действие на человека злого духа…» (Изд. 1–е. С. 465–467 и др.).
545
Из отзыва ректора архим. Антония (Храповицкого) (Протоколы Совета Московской духовной академии за 1892 г. С. 342–343).
Но Тареев не хотел ограничиться этим и в дальнейшем раскрытии своих положений высказал много спорного, даже двусмысленного, что значительно снижает ценность его труда, делает сомнительными начала его богословствования.
Прежде всего, «невольно останавливает на себе внимание и отчасти может дать повод к недоумениям невыработанность или, вернее, ничем не вызывавшееся оригинальничанье в богословско–догматической терминологии, употребление терминов, не принятых в догматике, иногда непонятных и неточных, или злоупотребление обычными и философскими строго определенными терминами не в философском, а в церковно–догматическом смысле» [546] .
546
Из отзыва доц. Д. Муретова (Протоколы Совета Московской духовной академии за 1892 г. С. 347).
Не перечисляя случаев такого неудачного словоупотребления, которые в большом количестве приведены в цитированном отзыве [547] , следует отметить, что «неустойчивость» терминологии («мысльколебалась») впоследствии была признана самим автором [548] .
Помимо такой «неустойчивости» в терминологии, основные положения автора неясны.
Тарееву казалось недостаточным признать домостроительный характер искушений Христовых [549] , он пытался показать действительность искушений для Самого Искупителя. Для этого он создает искусственное понятие «безгрешного» («религиозного») искушения и «старается весьма настойчиво и столько же неудачно поставить различие между искушениями нравственными, одолевающими падшего человека, и искушениями религиозными, коим подвергся впервые Адам и затем Господь Иисус Христос» [550] .
547
См.: Там же. С. 347–350.
548
См.: Изд. 3–е. Предисл. С. 161.
549
Этот характер искушений Христовых выяснен самим автором из ряда цитат святоотеческих творений: «Господь всех терпит искушения от диавола для того, по выражению свт. Амвросия Медиоланского, чтобы в Нем мы все научились побеждать» (Изд. 2–е. С. 156–157).
550
Отзыв архим. Антония (Храповицкого) (Протоколы Совета Московской духовной академии за 1892 г. С. 344); см. также в его речи как оппонента на диспуте (Богословский вестник. 1893. № 4. С. 194—195) и в цит. исслед. П. Пономарева (0 спасении. С. 149–150).
Устанавливая действительность «религиозного» искушения Христа и относя его к одной категории с искушениями Адама, Тареев должен был прийти к вопросу о posse или при posse рессаге для Христа (см.: Изд. 1–е. С. 27—30, 466–470; Изд. 2–е. С. 143–155 и др.), понимая в то же время «неплодотворность такой постановки вопроса» (Изд. 1–е. С. 28).
Если неясным представляется содержание, заключенное в центральном понятии — «религиозном» искушении, то еще более неясным и спорным остается и понимание автором самого искупления, достигаемого через победу над этим искушением.
«Потому-то и имели Его страдания искупительное значение, — поясняет автор, — что в них Он не внешне принял на Себя наказание за грех человеческий, но принял на Себя самый грех человеческий как греховную силу, терпел ее власть, поскольку так же искушался злом и страданием человеческой жизни, как ими искушается каждый человек; в победе над этими искушениями Он и мог победить грех человеческий, утвердивши новое для человечества богосыновнее настроение в условиях его тварно–ограниченной и исполненной зла и страданий жизни. Чтобы спасти человека, переродить его греховное настроение и сообщить ему Свою святость, Сын Божий должен был страдать по–человечески, в Себе Самом создать новое человеческое богосыновнее настроение, произвести человеческую веру и человеческую любовь — в условиях жизни, исполненной зла и страданий. Потому Его страдания и были понятного нам человеческого характера и сопровождались богочеловеческою борьбою, что цель их — произведение человеческой любви и человеческой веры как силы, созидающей в человеке богосыновнее настроение и потому побеждающей зло и страдание жизни» [551] .
551
Изд. 1–е. С. 485–486.
Собственные выводы, видимо, несколько смутили самого автора, так как он счел нужным немедленно оговориться: «Язык человеческий достаточно гибок и способен выражать глубокие тайны; только сама предубежденная мысль человека преднамеренно отвращается от истинного содержания, выражаемого в свободном слове, а не в шаблонных формулах, и неблагородно изыскивает поводы вложить в речь, предложенную в неугодной форме, чуждый ей смысл. Ложно бы нас поняли, если бы Крест Христов, о котором мы говорим, приравняли, вслед за учеными рационалистического пошиба, к той обычной кровавой смертельной развязке, которою заканчивают свою жизнь общественные новаторы в борьбе с протестами традиционных партий, к той смерти, которою они запечатлевают свою деятельность» [552] и т. д.
552
Изд. 1–е. С. 486–487.