Догоняя прошлое
Шрифт:
Он не позвонил ни разу, после нашей последней встречи, я, правда, тоже. Думаю, мы не хотели мешать друг другу.
Честно говоря, я был даже рад, что забыл сообщить Брайану про эту выставку. Возможно, он не особо разбирался в живописи, но всегда правильно считывал с картин мое настроение, мои эмоции, то, что мне хотелось рассказать. Ему не понравится, что он увидит, но я не мог ничего с этим сделать, так я чувствовал в тот момент. А в своих работах я никогда не лгал. Это было сильнее меня. Я не знал, что мне делать. Я хотел рисовать, хотел выставляться, чтобы мои работы видели, восхищались ими, покупали, в конце концов,
Но Брайан приехал на эту выставку. Для меня это стало неожиданностью.
И я даже не знал, радоваться мне или плакать.
Декабрь 2006 г. Нью-Йорк
Я волновался. Конечно, это была не первая выставка, в которой я участвовал, даже не первая в этой галерее, но я все равно нервно теребил край рубашки, покусывая губы. Картины были замечательными, я знал это, но… наверное, я всегда буду переживать.
Мне стоило больших усилий, в конце концов, успокоиться, взять себя в руки и нацепить дежурную улыбку.
Я потягивал какое-то легкое вино, кивал знакомым и следил, за эмоциями людей, смотрящих на мои полотна. Я всегда мог точно определить, нравилось человеку или нет то, что он видел.
Спустя полтора часа 4 моих картины были проданы. И сейчас я наблюдал за мужчиной, который просто застыл около одной из моих работ. Сам того не замечая, я не просто наблюдал, я разглядывал его. Возможно, я и не обратил бы на него внимания, но меня поразило выражение его лица. Он как будто понял, что именно я хотел донести до зрителя и сопереживал со мной. Это казалось необычным.
– А он горяч, не так ли? – прозвучало у меня над ухом, и я от неожиданности подпрыгнул.
Резко обернувшись, я уставился на Брайана, не веря своим глазам.
– Господи! Брайан? Я… ты…
– Солнышко, ты так рад меня видеть, что потерял дар речи?
– Просто это так неожиданно! Я не предполагал, что ты…
– Ну, учитывая, что об этой выставке я узнал из газеты… Думаю, да, ты вряд ли ожидал меня увидеть.
Боже! Мне хотелось побиться головой о стену. Я растерялся и залепетал что-то невразумительное.
– Брайан, извини! Я просто… понимаешь… столько всего… я…
– Я тебе уже сто раз говорил, - перебил меня Брайан, - что извинения – хуйня. Расслабься! А я пока пойду все же посмотрю твои работы.
Брайан быстро чмокнул меня в макушку и отошел.
– Брайан, я…
Но Кинни меня уже не слушал. Он разглядывал полотна, переходя от одного к другому. Лицо его застыло, не выражая ничего, но это было хуже всего. Я знал, что он все увидел. Брайан повернулся и посмотрел на меня каким-то странным нечитаемым взглядом. Мне показалось, что меня ударили в живот. В его взгляде не было ни злости, ни удивления, ни даже разочарования, а только усталость и обреченность, как будто он ожидал этого.
Он отвернулся и пошел дальше. Брайан долго стоял возле той картины, которую я написал сразу после его отъезда. «Две Вселенные» - так она называлась. Он больше не взглянул
Я был уверен, что мы, как всегда поедем после выставки ко мне, и я постараюсь все ему объяснить, а потом он будет трахать меня, жестко и сильно, как я люблю, переубеждая, заставляя почувствовать, что он со мной, что мы еще вместе и наши чувства с нами, но Брайан меня удивил.
– Джастин, ты молодец! Я горжусь тобой! – он улыбался.
Господи! Но я же хорошо его знал и видел, чего стоила ему эта улыбка.
– Брайан, пожалуйста… - попытался я. – Нам нужно поговорить.
– В другой раз, Солнышко. У меня через полтора часа самолет. Я вырвался буквально туда и обратно, - перебил он меня, крепко поцеловал в губы и поспешил на выход.
Он ушел, просто ушел, а я, как дурак остался стоять не в состоянии сдвинуться с места. Я почему-то был уверен, что у него нет никакого самолета, но и бежать за Брайаном не имело смысла. Он бы не стал сейчас меня слушать. Он все понял по моим картинам, понял мое состояние и дал возможность самому во всем разобраться. Как всегда, абсолютно в стиле Брайана. Он опять давал мне свободу выбора. Только, как он не мог понять, что мне не нужна была свобода, мне нужна была его поддержка, мне нужен был он. И тут, меня вдруг осенило, а что, если дело вовсе не во мне, а в Брайане? Что, если ему тоже необходимо во всем разобраться, побыть одному и все обдумать? Мы все больше и больше отдалялись друг от друга, как будто нас постепенно разносило в стороны. И я не сомневался, как только мы расцепим руки, то тут же потеряемся.
Почему? Почему я перестал задыхаться от радости, услышав имя Брайана? Почему я мог по нескольку дней не вспоминать о нем, затянутый в эту жизненную суету?
Пока я пытался все это осознать и найти ответы на вопросы, ноги сами принесли меня к той картине.
– Столько сомнений! – произнес чей-то голос за спиной. – Столько горечи и неопределенности! И совсем нет надежды. Так грустно.
Я вздрогнул и обернулся. Это оказался тот мужчина, которого я недавно рассматривал. Стройный симпатичный брюнет, чуть больше тридцати, с умными серыми глазами. Он был немного выше меня, но ниже Брайана.
– Я о картине, - пояснил он, видя мое удивление.
– Джек Стоун, - представился незнакомец, протянув руку, - а вы - Джастин Тейлор, как я понимаю, автор этих картин.
– Да, вы правы, - ответил я на рукопожатие.
– Мне очень нравятся ваши работы.
– В самом деле?
– Да. Они необычные. Вы пропускаете все через себя.
– Ну, для художника это нормально.
– Возможно. Но… но не с такой силой, когда виден каждый нерв, каждое несказанное слово…
Я заинтересовано вскинул бровь. Так читать мою живопись мог только Брайан.
Оставшийся вечер мы проговорили с Джеком об искусстве. И это было здорово, потому что дало мне возможность не провалиться в ту черную дыру, которая норовила поглотить меня после такого неожиданного ухода Брайана. Но мы расстались, даже не обменявшись телефонами. А на утро я уже и забыл об этой встрече.
2018 г. Версаль