Догоняя Птицу

Беленькая Надежда

Но в ту ночь Лота смотрела в окно, не мигая. И не видела ничего, кроме тьмы. На столе горела приклеенная к тарелке парафиновая свечка. Крошечные насекомые вязли в прозрачной восковой луже у ее подножья. Они были так малы и ничтожны, что спасать их было бессмысленно и бесполезно, и они жалобно корчились в своем адском озере. Но потом стекала новая горячая капля, и они застывали уже навсегда.

Отныне Лота знала, почему день и ночь ей так тревожно, чей тулуп маячил слева, чье пугающее присутствие так очевидно ощущалось в лесу вокруг их лесничества днем и ночью - все время, пока они жили в горах: это смерть кралась за Лотой от одного ствола к другому.

Это смерть пробиралась в сером тулупе по лесу - от камня к камню, от дерева к дереву.

Глава пятнадцатая

Котлета: параллельная реальность

Но существовали и другие реальности. Некоторые из них были куда более безмятежны и даже комфортны - однако и в них, несмотря на идилличность ландшафта, ощущалось предельное, почти нестерпимое напряжение.

Это была черта эпохи. А может, созвездия в те дни сошлись каким-то особенным узором.

Берег, текучие отблески на воде, темные волны с фосфоресцирующей кромкой шуршали таинственно. В доброй сотне километров от плато с его белыми валунами и заколдованным лесом, у воды, на перевернутом вверх дном деревянном ящике сидела женщина средних лет, не очень красивая и, вероятно, не очень трезвая. На женщине был черный кружевной бюстгальтер и обтрепанные джинсовые шорты. Чуть больше лоску, чуть больше ухоженности - и была бы сидящая на ящике картинна, живописно вульгарна, и не было бы во всем ее облике налета маргинальности, который бросался в глаза мигом и издалека. Конечно, бросался он лишь при свете дня или в мерцании приближающихся сумерек. Сейчас же, когда сумерки граничили с темнотой, налет временно отсутствовал - до первого луча солнца, и сидящая на ящике все-таки была картинна, все-таки живописно вульгарна, более того - загадочна и притягательна.

Возле нее на корточках спиной к морю сидела девушка в белой футболке, черных брюках стрейч и белой кепке с надписью "кока-кола". На футболке изображалась птица, парящая над морем. Этот обыкновенный рисунок, как ни странно, действительно придавал девушке сходство с птицей, и сейчас в ней с трудом можно было узнать Русалку, которую Лота встретила вроде бы совсем недавно - а на самом деле давным-давно: в лагере на берегу.

– Я обошла и объехала весь Крым, - рассказывала Русалка женщине в шортах.
– Обшарила все побережье, все стоянки... Я спрашивала во всех кафе на берегу - я же знаю, ты говорила, что любишь кафе не берегу. Я их совсем не люблю - это мерзкие забегаловки, к тому же дорогие. Но я все равно заходила. Заходила и спрашивала.

Неподалеку от них жгли костер. Кто-то играл на гитаре, несколько молодых голосов дружно подпевали: "Все идет по плану..." И "ну" в конце припева взлетало в темнеющее небо вместе с веселыми искорками и отблесками огня.

В отдалении на длинном и широком пляже виднелись другие костры, бряцали другие гитары и пелись другие песни.

Наступала ночь. Видны были только звезды в небе, в море - лунная дорожка, а на берегу - костры. Громада простора дышала в лицо жаром, как будто перед ними была не вода, а разогретые за день камни.

– Начала с Симеиза, - продолжала Русалка.
– Потом Форос, Фиолент, Балаклава. Южное побережье. А потом кто-то сказал, что тебя видели на востоке, и я понеслась в Лисью бухту - помнишь,

мы про нее говорили? Вот я и подумала... Но ты оттуда уже съехала... И вот теперь Рыбачье, и ты здесь.

– Зачем же было так настойчиво искать?
– улыбнулась женщина в шортах.

– Как будто ты убегаешь от меня, - продолжала Русалка, словно не расслышав вопрос.
– А я за тобой гоняюсь. А я, между прочим, придумала, как быть дальше. И искала тебя, чтобы об это сказать.

– Дальше?
– удивилась женщина в шортах.- Ты думаешь о том, что будет дальше?

Она произнесла это машинально, с трудом покидая мир тревог и воспоминаний.

– А ты - нет?

– Я - нет. Для меня дальше - это завтра. Максимум - июнь. О конце каждого месяца я думаю, как правило, в двадцатых числах, - она засмеялась низким грудным смехом.
– Во всяком случае, до конца июня поживу здесь, на берегу - это я точно могу сказать. Почти точно.

– А потом?

– Потом не знаю.

– Так вот: я знаю, - деловито продолжала Русалка с ударением на слове "я", как будто своей интонацией и словами женщина в шортах подала ей надежду. Деловитость была не слишком уместна в их разговоре, Русалка это чувствовала, но уже не могла держать себя в руках.

– И что же ты знаешь?

– Мы уедем отсюда раньше июня. Вместе, - продолжала Русалка.

Низкий, хрипловатый голос женщины в шортах соответствовал этому вечеру, и морю с бегущими бликами, и золотому сиянию вдали, и таинственной тьме там, где заканчивалась прибрежная галька и начинались пологие, но совершенно пустынные и дикие холмы Восточного Крыма.

А поспешные скачущие слова Русалки, почти не имеющие веса, и ее напряженный молодой голос оставляли в темном воздухе светлые спирали. Русалка догадывалась, что ни своим появлением, ни энергичными интонациями не попадает в тон медлительности, которая существовала здесь до нее.

– Я получила перевод из Москвы, - продолжала она, - у меня теперь есть деньги. Этого хватит, чтобы уехать отсюда - по-человечески, спокойно, в купе. Мы можем уйти прямо сейчас: застопим машину, доедем до Симферополя и возьмем билеты на поезд. И потом. Помнишь, я рассказывала про родителей, что они никогда не поймут и все такое. Но я тогда не сообразила, что мы сможем жить на даче. Это всего тридцать километров от Москвы! Я уже договорилась с ними. Я им звонила. Что они уступят мне дачу. Целый дом с туалетом и горячей водой. У тебя будет своя мастерская...

Русалка говорила быстро, словно боясь, что женщина в шортах ее перебьет и не поймет все так просто и сразу, как было сейчас необходимо. Или кто-нибудь посторонний, устав сидеть у костра, подойдет к ним и разрушит маленькую общую жизнь, которую Русалка предлагала вместе со своей жизнью.

– Мне нужно было до всего дойти самой. Договориться с родителями насчет дачи. Может, это даже лучше, что мы так долго не виделись. И главное...

– Что главное?
– осторожно спросила женщина в шортах.

– Главное, я сама за этот месяц поняла, что не могу без тебя...

Она умолкла, уступая место женщине. Сейчас была ее очередь говорить, но она молчала, и пауза разрасталась, а время, наоборот, сгустилось и замерло.

Женщина в шортах чего-то опасалась. А может, вечер у моря крепко держал ее в плену тишины и покоя, которые она не хотела разрушать словами.

– Курить есть?
– спросила она, кашлянув.

– Конечно, - Русалка встрепенулась и вытащила из сумки пачку сигарет.
– Это тебе, я для тебя привезла. Ты же в курсе, я не курю.