ДОГОВОР
Шрифт:
А на другой день увидела воробья, черного от сажи, который прыгал по моей станции метро. Уже почти не летал, так обессилел. Я хотела его поймать и забрать домой, но он забился под решетку, куда я просто не могла пролезть. Сидел там и смотрел на проезжающие поезда. Я не умею управлять животными. Грустно. Пока я бегала за ним по станции, он успел попить из лужицы пролитого пива. Небось, на днях помрет.
16
В нашем районе летает вертолет. Кто-то взял напрокат? Делает облет мэр? Преступники сбежали? Странно, район все-таки далеко от центра, приземляться негде.
Через два месяца я развелась. Официально.
Браки распадаются довольно часто. Каждая из нас мечтает, что почему-то именно ее обойдет стороной невезучесть, и тем больнее бывает осознание того факта, что она пополнила собой предлинный список разведенных женщин. Женщин разного возраста, национальностей и профессий, которых объединяет только одно – развод.
Одна моя старая подружка по универу, добившись, наконец, долгожданного повышения, с головой ушла в работу, чтобы удержаться на новом месте, пройти испытательный срок, доказать, что она достойна. Почти на полгода она забросила все. Дом, мужа, друзей – работы было выше крыши. Можно ее понять? Конечно. И она требовала этого понимания от других – от своих родителей, которые почти забыли звук ее голоса и видели ее улыбку только на старых фотографиях. От друзей, которые должны были довольствоваться только брошенным полушепотом в трубку: «Слушай, я в данный момент безумно занята, давай созвонимся попозже, o’кей?» от любимого мужа, который несколько месяцев прожил практически самостоятельно, питаясь полуфабрикатами, а в постели довольствуясь крайне редкими и равнодушно-короткими ласками. И вот, примерно через полгода такой жизни, моя знакомая услышала о случайной измене своего мужа. Можно его как-то понять? Без сомнения. Но моя знакомая, с видом оскорбленной невинности твердя: «Это в то время, пока я пашу как папа Карло, он там трахается с какой-то бл…ю!», вышвырнула на лестничную площадку его вещи и захлопнула перед ним дверь, даже не слушая оправданий и не глядя в его плачущие глаза, уверяющие, что он ее безумно любит.
Сейчас, спустя почти два года, она страшно жалеет о своей несдержанности. Ее муж не посмел настаивать, а она не захотела перебороть свое ущемленное, по ее же собственной воле, самолюбие. Нынче у нее неплохой заработок, не последняя должность в стабильной компании и… глубокое одиночество.
Женька оставил мне квартиру, компьютер и переехал к матери. Себе купил новый комп. Забыл множество всяких своих мелочей, периодически приходит за той или иной вещью. Мне это так надоело, что я стала складывать все попавшиеся под руку принадлежащие ему предметы в коробку из-под нового компьютера. Когда эта коробка наполняется, я ему посылаю эсэмэску. Чтобы забрал. Он приезжает, забирает полную коробку, оставляя мне другую – пустую. Разговариваем теперь, словно чужие, будто бы и не прожили вместе все эти годы.
Позвонил мой бойфренд. Хотя какой он бойфренд, скорее уж стареющий плейбой. Недавно он выписался из больницы, куда попал не без моей помощи. Я думала, отделается синяками, а он со множественными повреждениями угодил в травматологию дней на двадцать. Пришлось немного с ним поработать, и все зажило как на собаке. Без последствий. Сегодня на него почему-то напало слащаво-лирическое настроение:
– Привет!
– Здравствуй, – отвечаю я без прежнего энтузиазма.
– Как дела?
– Нормально. А твое колено? А ребра?
– Не болят. Я хотел сказать, что скучал по тебе.
– Не стоило, – кратко отвечаю я.
– Ты стала другой.
– Я стала собой, –
– Ты такая темная и призрачная.
– Я определенная и уверенная.
– Твоя резкость – от нежелания со мной разговаривать, или ты надела очередную маску, через которую исследуешь мои мысли?
– Я настолько искусная актриса, что маски мне не нужны, я слишком неуловима для тебя.
– Когда ты успела превратиться в искусную актрису? Когда ты так изменилась? Ты была изысканной, как восточные пряности. А сейчас твой вкус медовых цветов сменился горечью осенних трав.
– Это – чтобы не быть приторной.
– Ты никогда не была приторной.
– Я была приторной и пряной, как избыток специй. Зато ты не изменился.
– Извини. Я начинаю злиться, когда ты становишься настолько далекой, что расстояние от меня до тебя измеряется уже не километрами, а парсеками, – говорит он.
– Знаешь, чего я хочу больше всего? Чтобы ты начертил на небе полоску, параллельную созвездию Большой Медведицы и сказал бы, что за той чертой я буду для тебя недоступной.
– И что тогда?
– Я тотчас же ее пересеку, – говорю я.
– Ты вредная!
– Нет. Равнодушная.
– Знаешь, на кого ты сейчас похожа?
– Предполагаю, что на привидение с темными провалами глазниц и бледным худым лицом, а может, на лимон, глядя на который, ты начинаешь морщиться, и во рту появляется избыток слюны, а соответственно, острое желание сплюнуть.
– Нет, ты похожа на куклу. Но, заплетя себе ленточки в волосы, ты не станешь умнее. Вышивая крестиком плюшевых мишек на заднем кармане джинсов, ты не станешь по-детски чистой.
– А знаешь, кого я вижу, глядя на тебя? – спрашиваю я.
– Кого? – он попался в мою ловушку.
– Подобие мужчины…
– Многогранность твоей речи и богатый запас слов меня всегда прельщали в тебе, – пафосно отвечает он.
– Не лги. Ты раб моего тела. И не более того.
– Мне нравится твоя родинка на пояснице.
– А мне нет. Скоро ее удалю. За нее в пятнадцатом веке меня бы живьем сожгли на костре.
– Ты выбрала для себя стезю ведьмы? Ну что ж, если тебе проще с этим жить…
– Да. Мне так проще.
– Не будь со мной такой эгоистичной, – говорит он.
– Ты путаешь эгоизм с эгоцентризмом, – говорю я.
– Можно я приду к тебе?
– Нет.
– Почему?
– Не хочу.
– Но я не могу без тебя. Почему тогда мы так редко бываем вместе? Почему ты всегда где-то далеко?
– Далеко? Да мы живем в одном городе, если помнишь.
– Почему же ты сейчас не со мной? И не хочешь быть со мной?
– Ну, не могу я сейчас быть рядом. Просто не могу.
– Знаешь, по-моему, любви нет, есть только одиночество. А если она и есть, эта любовь, то это не что иное, как яд, который медленно отравляет жизнь.
– Слушай, кончай занудствовать. Мне сейчас надо идти, я тебе потом звякну.
– Когда?
– Не знаю, потом. Быть может. Может быть.
– Не понял, хотя сказано красиво. Это все?
– Все. Пока, – и вешаю трубку.
Я умею, когда хочу, говорить бессодержательно, литературно и красиво. Я пока еще немного поиграю с ним и подыграю ему, а потом брошу навсегда. Уже решила. Надоел. Вроде не на что сейчас жаловаться, а все равно печально. А вот вчера у меня было такое состояние, что хотелось лечь поперек Ленинского, растянуться на солнышке и ждать, что будет. Нет, у меня не было депрессии и желания покончить с собой. Просто – было все равно. Лечь и смотреть. Что будет. Элементарно наплевать...