Договориться с тенью
Шрифт:
Прошло почти семьдесят лет с той поры, но сегодня, к концу жизни Ольга каждую ночь встречала там, на чужбине, она не могла отделаться от навязчивых воспоминаний, не могла думать ни о чём другом. И могла найти покоя, не разрешив для себя очень важный вопрос: открыть свою тайну родным или унести с собой в могилу…
Герман сидел на скамье в парке своего родового поместья и лениво просматривал утренние газеты. Было чудесное сентябрьское воскресное утро. С озера дул лёгкий, порывистый ветерок. На балконе старинного особняка девятилетняя Грета заигрывала со своим красивым кузеном и маленьким зеркальцем пускала
Сначала Герман улыбался и, прикрыв глаза, великодушно ждал, когда девочка наиграется, погладывая в колонку новостей. Одно из сообщений привело его в невероятное возбуждение. Герман раздраженно махнул кузине рукой, порывисто встал со скамьи и, отвернувшись, внимательно вчитался в текст: «Министерство иностранных дел Германии получило информацию от музея «Suermondt-Ludwig-Museum» в Аахане о том, что картины немецких художников, которые считались пропавшими после войны, обнаружены в художественном музее города Симферополя, в Крыму. Музей не собирается вести переговоры о реституции (возвращении) 87 картин, поскольку это не предусмотрено действующим законодательством. Куратор выставки «Галерея теней» «Suermondt-Ludwig-Museum» Филипп Беккер назвал неожиданную находку замечательным событием. По его словам, о возвращении речь не идёт. «Главное – знать, где картины, что они существуют и что с ними всё в порядке».
Замечательно! Столько времени посвятить поискам пропавших фамильных полотен, быть так близко к их обретению – и услышать резюме этого Беккера из Галереи теней! Нет уж, дудки! Не тебе распоряжаться судьбой чужих картин! Теперь они стоят в десятки раз дороже!
И надо же было им найтись именно в Симферополе! – с улыбкой подумал Герман. Он быстро и решительно зашагал в сторону дома. Нельзя терять ни минуты!
Самолёт задерживался, и София облегченно вздохнула: есть время успокоиться и продумать сцену встречи. Надо сказать что-то необычное и в то же время простое, не пафосное. По письмам Герман ей очень нравился. И так хотелось понравиться ему! С одной стороны, София была рада, что он, наконец, прилетает, однако, с другой, осознавала, что не только и не столько она была предметом его интереса. Они вели переписку несколько месяцев, но едва Герман узнал о картинах, как тут же примчался.
Девушка понимала, что она, вероятно, будет только приятным бонусом для него в этом путешествии и поисках утраченных фамильных полотен. А лучше бы наоборот – чтобы найденные картины стали приятным дополнением к их романтической истории, которая должна обязательно счастливо продолжиться. Надо же было этим картинам преспокойно полвека находиться в музее, где София так часто бывала с иностранными туристами! Уже год смотрела на эти полотна и не подозревала, что шесть из них принадлежат семье Германа! А он ни разу не намекнул, не рассказал о том, что ищет картины. Только на днях позвонил и попросил уточнить: есть ли в музее полотна за подписью «Кингсховер-Гютлайн»? Конечно, есть! Это самые, на её взгляд, достойные полотна, за которые стоило «рубиться» двум странам.
Уж она-то кое-что понимает в живописи – родилась в семье художников. Мама и отец – оба художники, которые и свою трёхкомнатную квартиру переоборудовали под мастерскую. Сколько София себя помнила, её всегда окружали картины. Она и первые шаги делала, держась за деревянные ножки мольбертов, и чуть ли не с пеленок путешествовала с родителями по выставкам. Никто не сомневался, что Сонечка пойдёт по стопам предков.
София наблюдала, как спустились по трапу немногочисленные в это время года пассажиры, как поднялись в автобус. Она узнала Германа сразу – уже издали. Нет, рассмотреть никого с такого расстояния невозможно, но с появлением на трапе высокого молодого человека в светлом пальто её сердце тотчас подпрыгнуло: «Это он!» – и гулко забилось в груди.
София достала из сумочки пудреницу и глянула в зеркальце. Её руки подрагивали от волнения, на щеках горел румянец. «Совсем как русская матрёшка», – иронично подумала о себе София и попыталась принять равнодушный вид. Но как-то не вышло.
Автобус с пассажирами приближался к воротам, и вместе с ним неумолимо приближалась Судьба Софии. Она абсолютно точно знала это. Сейчас ей даже показалось, что время замерло, остановилось и некто шепнул ей: «Запомни это мгновение».
Автобус остановился, и Герман – теперь София видела, что не ошиблась, – великолепный, с развевающимися на ветру черными длинными волосами Герман шагнул на крымскую землю. Ей хотелось подпрыгнуть и завизжать от восторга: он был так элегантен и красив! От невозможности смотреть ему в лицо София даже отвернулась в сторону. Герман подошёл и слегка обнял Софию, потом немного отстранился и, улыбаясь, посмотрел ей в глаза:
– Привет. Тебе пришлось долго ждать? Ты замерзла?
София отрицательно мотнула головой и судорожно сглотнула. Все слова – и пафосные, и простые – куда-то улетучились, исчезли, провалились. Только мысль: «Это он!» – кружила и кружила в её пустой голове. Да ещё звенели колокола. София не могла понять: откуда в аэропорту колокола?
– Куда идём? К такси? – прозвучал сквозь колокольный звон вопрос Германа.
– Да, к такси, – эхом отозвалась София.
И он взял её под руку:
– В жизни ты намного лучше, чем на фотографиях.
– Ты тоже.
Герман не захотел терять ни минуты. Отель, душ, обед? После, только после посещения музея! Он должен убедиться, что нашёл именно то, что искал.
Автомобиль подъехал к художественному музею, и Герман поспешил расплатиться с таксистом. Они вошли в двухэтажное здание начала прошлого века. София купила в кассе два билета. Пока девушка рассчитывалась, Герман огляделся. В холле слева от входа висело большое зеркало. Центральная лестница вела наверх и расходилась на втором этаже на обе стороны – к выставочным залам. Здание и выглядело на свои сто лет: высокие, потрескавшиеся в углах потолки давно не видели ремонта.
– Сюда, – показала направо София.
И они вошли в зал. Герман на мгновение остановился, внутренне весь подобрался. Его лицо стало серьёзным, а взгляд голубых глаз – пронзительно сосредоточенным.
Все шесть картин, принадлежащие кисти Кингсховера-Гютлайна, висели на одной стене. Герман подошёл сначала вплотную, внимательно рассмотрел таблички под каждой из них, затем отошёл от стены на несколько шагов и снова вернулся к картинам. Достав из кейса лупу, тщательно рассмотрел каждое полотно. Лицо его оставалось серьёзным, между бровями пролегла вертикальная морщина, которая его ничуть не портила и, на взгляд Софии, наоборот, делала ещё привлекательнее. Она стояла поодаль и наблюдала за Германом. Наконец он отошёл от своего наследства, посмотрел на Софию и улыбнулся, удовлетворённый осмотром.