Догра Магра
Шрифт:
Позже… намного позже, когда я понял, что мы путешествовали в родную деревню отца, я спросил у нее: «А что это была за станция, куда мы ездили на паровозе?» Мама снова расплакалась и спросила: «Зачем тебе это знать? Я трижды ездила туда, но ничего не нашла и смирилась. И ты забудь. Когда поступишь в университет, я расскажу тебе об отце, если буду жива». С тех пор я ничего не спрашивал.
Конечно, пейзажи, виденные мною в пути, вскоре размылись, и в памяти остался лишь звук рожка в трясущейся повозке. Но потом я купил карты и попытался вычислить расстояние, которое мы проехали на паровозе и затем на повозке. Вероятно, горы, что я запомнил, находились в префектуре Тиба или Тотиги. Да… По пути нигде не было видно моря. Или я смотрел в окно поезда с другой стороны?..
Где мы жили в Токио? Да где только ни жили.
Какие вышивки делала мама? Я точно не помню… Кажется, это были занавесы для святилищ, сменные воротнички, шелковые платки, гербы для хаори [74] , узоры на подоле кимоно. Я был маленький, поэтому не могу сказать, как они выглядели и сколько мама за них выручала… Запомнилось только одно: когда мы переехали из Токио сюда, матушка сделала узор на шелковом платочке для хозяйки из «Омия». На тончайшем, почти прозрачном шелке с необыкновенной искусностью (за весь день мама успевала закончить кусочек величиной примерно с подушечку пальца) были вышиты разноцветные хризантемы. Когда мы пришли, я собственноручно отдал этот платочек хозяйке. Та крайне удивилась, позвала всех домашних, и они громко восхищались, округлив глаза. Потом я узнал, что это было настоящее «нуи-цубуси» — старинное искусство вышивки, которым сейчас мало кто владеет. Муж хозяйки хотел дать маме денег, но та с поклонами отказалась и приняла только сладости. Потом мама и хозяйка долго стояли у ворот и плакали, а я не знал, как себя вести…
74
Хаори — накидка прямого покроя без пуговиц, надевается поверх кимоно.
Мы переехали сюда из Токио, потому что маме так нагадали. Ей частенько говорили, что предсказатель из района Мамиана никогда не ошибается. И вот что он маме сказал: «Пока вы с сыном в Токио, удачи не будет. Вас кто-то сглазил, и, чтобы снять сглаз, лучше вернуться в родные края. Звезды говорят, что благоприятное направление в этом году — Запад. У вас “третья нефритовая звезда” [75] , как у Сугавары-но Митидзанэ [76] и Итикавы Садандзи [77] , поэтому обратите внимание на промежуток между тридцатью четырьмя и сорока годами, в это время может случиться много бед. Тот человек — ваша полная противоположность, “седьмая красная звезда”. Если не перестанете думать о нем, может случиться страшное! А если ваши вещи случайно окажутся рядом с его вещами, возникнет жуткая порча, поэтому будьте очень осторожны! Но если вы доживете до сорока, жизнь ваша станет спокойной, а после сорока пяти вам будет везти даже чаще, чем другим людям».
75
Здесь и далее речь идет о японской гадательной системе прорицания по девяти звездам (кюсэй кигаку), разработанной на основе фэншуй и опирающейся на дату рождения человека.
76
Сугавара-но Митидзанэ (845–903) — японский государственный деятель и ученый. В результате заговора был выслан и умер в изгнании. После его смерти случилась эпидемия чумы, и, чтобы «задобрить» Сугавару, его провозгласили небожителем Тэндзин-сама.
77
Итикава Садандзи — актер кабуки Итикава Садандзи II (1880–1940), реформатор театра.
И вот, когда мне было восемь, мама объявила, что мы переезжаем. Потом
Когда мы переехали сюда, мама сразу же сняла дом и открыла в нем пансион. Учениц в школе было примерно двадцать. Занятия проходили утром и вечером в комнате в восемь татами. Помню, мама радовалась и говорила, что к ней приходят очень благородные барышни. Однако мама была вспыльчивой и часто ругала девушек. А еще в пансион нередко заглядывали всякие испорченные люди и грубияны. Они смеялись над ученицами, пугали маму или попрошайничали, но она тут же выдворяла их. Из мужчин в пансионе бывали старый хозяин, учитель Камати, который преподавал мне курс средней школы, и электрик. Переписку мама не вела, даже от хозяйки «Омия» письма не приходили. Думаю, мама боялась сообщать кому-нибудь наш адрес. Она не была суеверной, однако отнеслась к словам гадателя из Мамиана серьезно и поверила, что ее кто-то преследует.
Честно говоря, здесь, в Ногате, мне не понравилось. Когда мы только приехали из Токио, то ли по слабости здоровья, то ли из-за того, что меня укачало в поезде, я возненавидел запах угольного дыма… И тут, в шахтерском городке, я с утра до ночи чувствовал эту вонь. Но маме здесь очень понравилось, и мне пришлось терпеть. Со временем я прижился, тошнота прошла, но мне по-прежнему не нравился местный воздух и запах угля…
Я пошел в школу. Там оказались дети со всей Японии, они были грубы и говорили на разных диалектах, порою я их не понимал…
С моего раннего детства мы часто переезжали, вероятно, поэтому у меня почти не было друзей… И даже в школе я завел мало товарищей.
Учась в четвертом классе средней школы, я стал проявлять усердие и смог поступить в высшую школу Роппонмацу в Фукуоке. Воздух там оказался чист и свеж, чему я был несказанно рад… да…
Я рано сдал экзамены, но не потому, что ненавидел Ногату. По правде говоря, я хотел поскорее поступить в университет. Я ждал, когда мама расскажет мне, как и обещала, об отце… С этими мыслями я поступал в среднюю школу. И вот я неизвестно зачем во втором гуманитарном классе старшей школы (краснеет, украдкой плачет).
Но, как ни странно, когда я сдал экзамены, мама даже не обрадовалась. Впрочем, она и прежде совсем не хвалила меня за успехи в учебе и хорошие отметки. Кажется, она даже раздражалась, когда вывешивали мои успешные работы или мое имя упоминали в газетах и журналах… Мне тоже это не слишком нравилось, но по школьным правилам работы следовало обнародовать. Поэтому мама часто подходила к учителям с одной и той же просьбой: «Пожалуйста, повесьте его работу в уголок — туда, где никто не увидит!» Учителя восхищались маминой скромностью, но дело было в другом: ее действительно не радовали мои успехи…
Когда я поступил в старшую школу, мама заволновалась, что мое имя появится в газетах Фукуоки. Я хотел успокоить ее и предложил: «Давай тогда я поступлю в какой-нибудь скромный частный колледж в Тохоку или куда-нибудь еще. Мы переедем далеко-далеко, и тогда уж мое имя точно не появится в газетах Фукуоки». Но, поразмыслив, мама ответила: «Ты должен учиться в университете, да и я не могу бросить своих воспитанниц». Так было решено поступать в Фукуоке. Но мама вечно твердила: «В Фукуоке полно дурных юношей и девушек, поэтому не выходи лишний раз из общежития! А если с тобой заговорит незнакомец, хорошенько подумай, прежде чем отвечать!»
Теперь мне кажется, гадатель из Мамиана сказал правду и мама чуяла, что за нами кто-то охотится. Поэтому она старалась скрывать наше местоположение, что доставляло ей уйму хлопот.
В будние дни я оставался в школьном пансионе, но вечер субботы и воскресенья проводил с мамой, в Ногате. На каникулы я тоже приезжал домой. Я вставал рано утром, чтобы помочь маме, и ложился часов в девять-десять вечера. Мама была очень сильной духом и, хотя она жила в Ногате, которая пользуется дурной славой, всегда ложилась спать в одиночестве. Она часто повторяла: «Ученицы приходят с половины девятого утра, и дальше, вплоть до одиннадцати вечера, у меня нет на себя ни минутки! Какое уж тут одиночество?! Если ты занят учебой, то лучше не приходи».