Дохлокрай
Шрифт:
Он вздохнул, откусив за раз половину бургера. Чертовы фокусы древней нечисти всегда казались похожими на похмелье. Вот, только, глотнул и так хорошо... И, тут же, остается только одно желание. Зато сильное. И реализовать просто. Руку назад, под куртку и одним ударом - снести к чертовой матери эту красивую головку с ее водопадом кудрей и лукаво поблескивающими глазами.
Мавка поняла. Легкое сладкое и незамеченное им облако вокруг рассыпалось и пропало. Умница девочка.
– Что тебе надо?
Мавка повела чуть дрогнувшим кончиком тонкого носа.
– Не мне. Глаза бы
Не врала. Ее глаза совершенно не хотели его видеть. Потому что мавка боялась. До глубокой внутренней дрожи, сдерживаемой из-за глупой гордости. Гордости Другой, древней, не ровне ему, обычной обезьяне. Обезьяне, которую боятся все Другие. Потому что знают, как он решает вопрос с не-мертвыми. И с любым из них, если потребуется. Наша слава опережает нас, говорил то ли Шарль де Голль, то ли какой-то киногерой. Все равно, смысл остается один и тот же. Если мысль умная.
– Кому?
– Старшим.
Старшим... Хм.
Врать себе не стоит. Никогда. Других мало. Так было всегда. Но и когда их мало, меньше опасностей не становится. Другие стараются не лезть без причины. Им всегда хватит отвоеванной доли в мире людей. Но не стоит не обращать внимание на желания тех, кого Другие выбирали Старшими.
Последними виденными Старшими оказались обережник и росомаха в Ебурге. Седая неповоротливая глыба с густой бородой, одетая в кожу и молчавшая всю встречу. И тонкая огненноволосая гибкая женщина лет тридцати. С глазами старухи, жившей много-много веков. Разговор вышел неприятным. Вмешались два воняющих пробивающейся шерстью здоровяка. Они жаждали поквитаться за убитую им стаю в тайге у Камня. Но ему не пришлось ничего делать.
Старшие пригласили его на разговор. Стая нарушила договоренности, подрала охотников. Насмерть. И забрала с собой единственного выжившего. Молодого парнишку, нужного стае то ли как консервы на дальнейшее кочевье, то ли как новый член самой стаи. Он не разбирался. Шел по следу несколько суток, нашел и убил всех. Включая парнишку.
Родственники погибших рвались поквитаться. Запахло пробивавшейся шерстью и проблемами. Обережник только шелохнулся, почти незаметно. Оба качателя прав пришли в себя только после ухода ненавистного человека.
Так что он не хотел бы ссориться с местными Старшими.
– Тебя приглашают сегодня вечером на встречу.
Мавка нервничала, все же выдав свои чувства. Экий он мужчина, да? В его присутствии даже такая красавица чувствует себя неуверенно. Осталось только гордиться своими успехами, что и говорить.
– Где?
Она наклонилась и прошептала на ухо. Старательно не касалась его даже кончиком одной пряди. Как тут отказать себе в мелочи? Мавка удержалась только безумным усилием. Лишь глаза вытянулись, превращаясь в черные звериные, побежали волнами к краешкам. Но... мавка удержалась.
– Не бойся, - он усмехнулся, так и не выпустив длинную гладкую прядь, - ты же послушная и порядочная девушка, да? Не хулиганишь?
Мавка оскалилась, блеснув жемчугом ровным красивых зубов. Сколько глаз сейчас смотрели на него с завистью и зарождавшейся злостью? Хрен знает. Как же, какой-то то ли бомж, то ли что-то такое лапает такую красавицу
– Не бойся, - повторил он, уже немного жалея о поступке, - не трогаю вас без причины. Мое дело не вы.
– А кто?
– пшикнула мавка злобой и недоверием, - кто?
– Те, кто восстают. Те, кому не лежится в гробах.
Мавка скрипнула зубами.
– Расскажи это кому-то еще. Или роду, чей клан ты вырезал у Камня... Охотник. Мы знаем про тебя. Мы знаем про тебя все.
Прямо напугала...
Он откусил половину оставшегося чизбургера, прожевал. Внимательно посмотрел в блестящие дикие глаза.
Бургер штука странная. Чего в нем такого, в так себе булке, котлете из не-пойми-чего, куска типа сыра, маринованного вялого огурца и явно несвежего лука? И ничего, естся, да еще просится. Временами. Иногда даже полезно. Как сейчас.
Лук тут попался... ядреный. И вонючий. Им-то он и дохнул на мавку. Не смог отказать себе в удовольствии. Не любил Других, особенно как вот эта красивая тварь. Ничего, пусть думает про него как о очередной мерзкой обезьяне. Нормально.
Хорошо, не зашипела. Дернулась, на крохотный миг блеснув чем-то таким... таким странным в глазах. Незаданным вопросом, несказанным вовремя словом. Кто их, Других, поймет?
До нормально попрощаться самообладания мавки не хватило. Зато и ушла красиво. Как и пришла. Отвисшие челюсти, слюни, взгляды и чуть не свихнувшиеся челюсти. И вполне много-много разозленных жен, любовниц и пока еще просто подруг. Красота страшная сила.
Он усмехнулся. Люди никогда не изменятся. А уж мужики точно.
Часы показывали почти одиннадцать. Самое время связаться с кем нужно.
Сеть не любил. Штука, придуманная для удобства, превратилась во что-то большее. Слуга обратился монстром. Невидимым, неощутимым демоном, медленно и неотвратимо разъедающим души. Даже здесь... или особенно здесь, плоские тонкие коммуникаторы виднелись повсюду. Светились экранчиками, изредка попискивали оставленными старомодными звуками на сенсорных кнопках. Вспышки камер, глупая выкладка дешевой стремной еды в Сеть. Утро дарит нам радость. Радость выражается в рисовых колобках, удоне, блинчиках, наггетсах, бургере или еще какой булке.
Телефон нужен для звонка. Сеть нужна для коммуникаций. Или для работы. ВК подходила как нельзя лучше. Раствориться в миллионах разных лиц, выдуманных и настоящих, тысяче тысяч имен, вымышленных и истинных, легко. То, что надо.
Старенький смарт засветился, приняв сообщение.
'Говорящее дерево'. Конспираторы, чего уж. В этом волжском городе говорящее дерево есть только одно. Хотя и металлическое. И совсем даже не дерево.
Путь в голове выстроился сам собой. Не стоит рисковать и включать GPS. Куда неудобнее, но вернее, изучить карту и номера общественного транспорта с маршрутами. Сложно по первости, потом привыкаешь. Если тренироваться, каждый город отложится в памяти и не заблудишься, будешь знать все пути-отходы.