Доисторические и внеисторические религии. История религий
Шрифт:
Именно такого типа захоронение и было обнаружено Отто Гаузером близ Мустье (Le Moustier) в 1908 году. Неандертальский юноша 16–20 лет был положен под скальным навесом в специально откопанную неглубокую могилу (35–40 см глубины). Погребение осталось неповрежденным в течение тысячелетий, и потому мы ясно можем представить на его примере, как хоронили неандертальцы своих умерших. Тело юноши было аккуратно положено на правый бок, голова покоилась на ладони, согнутой в локте правой руки, левая рука была вытянута вперед, ноги согнуты в коленях. Безусловно, умершему пытались придать положение, характерное для спящего человека. У головы были положены кремневые камни, вокруг тела и под рукой – несколько кремневых орудий и жареные куски мяса (от них остались обгоревшие кости).
Мустьерское захоронение свидетельствует о преднамеренном характере погребения. Неандертальцы не бросили юношу на произвол судьбы, но тщательно и с немалой затратой сил предали земле. Некоторые, не верившие в религиозность неандертальца, ученые настаивали на чисто гигиенической цели захоронения – надо было
Поза сна – это не просто поза покоя, отдыха. «Смерть и сон – родные братья», – гласит древняя греческая поговорка. Сон, особенно глубокий сон, очень напоминает смерть, но за ним следует пробуждение, бодрость, активная жизнь. Можно с большой долей уверенности предположить, что, придавая умершему позу сна, неандертальцы хотели на символическом языке сказать: он уснул, но он проснется. Сколь бы долгим ни был сон смерти, за ним обязательно последует пробуждение к новой жизни.
Кремневые орудия и куски жареного мяса говорят о том же. Очень наивно полагать, что неандертальцы думали, что их покойники лакомятся мясом и работают скреблами и рубилами в своих могилах. Они не хуже нас знали, что умерший истлевает и ни еды, ни орудий труда ему совершенно не надо. Но еда и каменные рубила нужны живым, без них нельзя жить. Давая мясо и орудия труда умершему, его близкие, скорее всего, символически показывали, что он жив и будет жить.
Но где будет жить умерший, по неандертальским представлениям? Здесь мы впервые встречаемся с очень важной закономерностью многих древних верований в посмертную судьбу человека. С одной стороны, умерший должен перейти в иной, не земной мир, в мир душ, а не телесных субстанций. Тело истлевает в земле, а душа уходит в инобытие, откуда может приходить к живым во снах, а то и по вызову опытного в некромантии человека. Душе в том мире могут быть нужны субстанции, «души» предметов, которыми человек пользовался при жизни. Отсюда пища и рубила в заупокойном инвентаре неандертальца. Когда много десятков тысяч лет спустя люди научатся делать глиняную посуду и выращивать зерно, они будут класть в могилу специально разбитые сосуды и обжаренное – «умершее» зерно, полагая, что разрушенные для этого мира зерна и посуда окажутся «духовно» с умершим в новом его бытии.
Неандертальское захоронение
На этой сложной реконструкции можно увидеть:
а – тело умершего в позе спящего,
б – тело ориентировано в направлении восток – запад,
в – голова повернута в южном направлении,
г – каменная подушка,
д – сожженные кости,
е – орудия из камня,
ж – подстилка из лесного хвоща,
з – цветы.
Характерно, что у головы и под голову мустьерского юноши были положены куски необработанного кремня. Зачем? Один из исследователей погребения предположил, что из этих «заготовок» умерший должен был делать орудия на том свете. Что ж, работа – это тоже символ жизни. Но то, что кремни лежали у головы, позволяет предположить и иное. Кремень в палеолите служил не только для производства орудий, его использовали и для высекания огня. При ударах кремня о кремень сыплются искры, которые, попадая на сухой мох или древесный гриб – трутовик, вполне могут вспыхнуть настоящим пламенем. В кремне как бы покоится, таится огонь. Также и в человеке, под грубым материальным покровом, вернее, в самой материи пребывает огненная, стремящаяся к небу духовная энергия. Со смертью эта энергия освобождается и устремляется к своему первоисточнику. Мы помним, что уже в нижнем палеолите у Homo habilis и Homo erectus голова считалась средоточием духовной силы, потому к черепу умершего было особо почтительное отношение. А теперь в мустьерском неандертальском погребении кремни, хранящие в себе стихию огня, положены у головы покойника. Не символ ли это огненного восхождения его души к Небу, на которое надеялись и которое пытались символически отобразить друзья умершего юноши?
Но, с другой стороны, смерть тогда не понималась, скорее всего, как простое освобождение души из клетки тела. Тогда к телу неандертальцы остались бы безразличны, сосредоточившись на символах исхода души к небу. Но мустьерское погребение говорит и о надежде на воскресение тела. Во-первых, сам факт погребения. Мы настолько свыклись с обычаем хоронить умерших, что как-то не придаем значения его символической стороне. Только в словах церковного обряда отпевания – «земля ты еси и в землю отыдеши», являющихся воспоминанием «проклятия Адаму»: «возвратишься ты в землю, из которой ты взят; ибо прах ты, и в прах возвратишься» [Быт. 3, 19] – содержится для современного человека объяснение этого древнейшего обычая предавать умерших земле. Действительно, как ни обидно это на первый взгляд, но тело наше есть не что иное,
Когда неандертальцы стали хоронить в могилах соплеменников, они наверняка сознавали лучше нас, уже порядком забывших смысл многих символических действий, почему они это делали. Для них образ праха, возвращающегося в прах, был вполне значимым. Ведь создать обряд – это совсем не то же самое, что хранить его. Для сохранения и воспроизведения обряда можно и не понимать его сути, совершать обряд «по привычке», а создание обряда требует ясного понимания того первообраза, символом которого новый обряд должен стать. «Образ матери-земли и захоронения как нового вхождения в ее утробу для возрождения был знаком, по крайней мере, некоторым человеческим сообществам еще в глубочайшей древности. Самое раннее к настоящему времени бесспорное свидетельство этого ритуала и, следовательно, соответствующего мифологического сознания суть могильные погребения Homo neanderthalensis… Сон и смерть, пробуждение и воскресение, захоронение в могиле как возвращение к матери для возрождения… Но вот считал ли неандерталец, что новое пробуждение произойдет вновь на этой земле или в некоем грядущем мире (или, быть может, даже и там и там) – этого мы не знаем», – отмечает Дж. Кэмпбелл. [147]
147
J. Campbell. The Masks of God: Primitive Mythology. New York: Arkana, 1991. – P. 66–67.
Совершенно ясно, что тление смерти друзья мустьерского юноши не понимали как окончательный и бесповоротный процесс. Иначе не было бы позы сна. Да, человек умер, он истлеет в своей могиле – в этом нет сомнений, – но наступит день, и он пробудится, его душа, отлетевшая на небо в пламени огня, вернется в плоть, и та восстановится из земли. Отсюда – поза сна мустьерского погребения.
Погребение мустьерского юноши ждала странная и трагическая судьба. Найденное Отто Гаузером в 1908 г., оно было продано им в Германию вместе с другим скелетом из Комб-Капелль за громадные деньги – 160 тыс. марок (75 тыс. золотых русских рублей). Науку тогда ценили в Германии высоко. Однако в результате банкротства банка, куда были вложены деньги, Гаузер потерял три четверти полученного капитала. К своей находке ученый питал особое благоговение. Каждый раз, когда он приезжал в Берлин, Гаузер посещал музей и клал букеты красных роз на витрины, где были выставлены когда-то проданные им скелеты. В этих останках он видел не научные экспонаты, но людей, ждущих своего воскресения. В феврале 1943 года во время бомбардировки Берлина оба скелета погибли. Жестокость современного человека к себе подобным не пощадила и останков неандертальца.
Если древнейшие Homo erectus видели в прочности черепа символ несокрушимости, вечности человеческого существа и потому хранили черепа своих умерших собратьев, то неандертальцы, возможно, глубоко осознав перстную, тленную природу человека, стали доверять умерших «матери сырой земле» в надежде грядущего их воскресения. Погребение в Ле Мустье, обнаруженное Отто Гаузером, оказалось первым в ряду многочисленных находок захоронений неандертальцев. К началу второй половины XX века найдено было уже 68 захоронений, содержащих останки 150 человек. Находки продолжаются и поныне. Число обнаруженных захоронений неандертальцев приближается к сотне. В четырех случаях мы можем уверенно говорить о фамильных склепах и даже кладбищах неандертальцев. Среди них грот Ла Феррасси (La Ferrassie) в Дордони (Франция), Кафзех и Скхул в Палестине и пещера Шанидар в горах иранского Загроса. Недавно обнаружено захоронение 33 неандертальцев в пещере Сима де Лос-Хэсос под Бургосом в Испании. Возраст этой последней находки определяется в 300 тысяч лет.
Многие элементы погребальных обрядов и религиозных представлений неандертальцев, замеченные в результате изучения первой находки, позднее подтвердились и оказались существенно дополненными. «Учитывая разнообразие похоронных ритуалов и их широкое распространение, – делает вывод Карел Валох, – можно предположить, что речь не идет о зарождении этих традиций, которые, следовательно, восходят к более древней эпохе». [148] Или же неандертальские погребения свидетельствуют о религиозной революции, случившейся по неизвестным нам причинам в палеолитическом обществе примерно 300 тысяч лет назад и заставившей сравнительно резко изменить похоронные обряды на огромных пространствах от прибрежий Бискайского залива до гор Тянь-Шаня.
148
К. Валох. Неандертальцы и их современники. Археология. Общий обзор // История человечества. – Т. 1. – М., 2003. – С. 131.