Доклад Юкио Мисимы императору
Шрифт:
Мой выбор этого величайшего неудачника, которого фольклор сделал народным святым, очевидно, не понравился Одагири.
Он сидел с кислым выражением лица, кривя губы и устремив в пространство свои близко посаженные крысиные глазки.
«Да вы, оказывается, гадкая тщеславная змея, недостойный клерк Хираока. Зачем вы выбрали в качестве персонажа последнего самурая? Сайго сбил самураев с толку, поднял безрассудное восстание, которое окончательно уничтожило это сословие. Таким образом он сыграл на руку правительству Мэйдзи, сделав в будущем невозможным организованное сопротивление. Почему Сайго поступил подобным образом? Почему заставил сословие самураев совершить самоубийство? Потому
Одагири швырнул свою авторучку в угол комнаты. Нагумо с упреком посмотрел на него поверх очков.
«Господа, прошу вас…» – промолвил он.
Мисс Персик, одна из помощниц Нагумо, быстро встала, подняла с пола авторучку и положила ее на стол Одагири.
«Боюсь, что перо сломалось», – промолвила она.
«Отдайте ручку Хираоке, – буркнул Одагири. – Пусть напишет себе эпитафию».
Я взял ручку, которую мне протянула Киёко, и посмотрел на сломанное перо. Яростная речь Одагири задела меня за живое. Я чувствовал, что моя вера поверхностна по сравнению с его глубокими искренними верованиями, которые были обмануты и обернулись сплошным разочарованием. В душе Одагири все еще оставался идеалистом, каким был в юности, когда вступал в «Лигу Крови».
«Вы несправедливы, Риокан, – сказал я. – В моей пьесе речь идет вовсе не о восстании самураев из клана Сацума, не о его разгроме и не о славном самоубийстве Сайго в пещере Кагосима. Я пишу о том, о чем вы просили меня задуматься… О необходимости жить, если ты лишен возможности умереть так, как подобает».
«Не понимаю, о чем тут лепечет этот земляной червь!»
«В моей пьесе, как в классическом театре Но, действует терзаемый муками призрак. Это дух графа Окубо Тосимити, соперника и бывшего друга Сайго. Он предал Сайго, а весной 1878 года был убит группой бывших самураев».
«Ну хорошо, расскажите подробнее о своем замысле, жалкий инвалид», – потребовал Одагири, ловко скручивая себе одной рукой сигарету.
Я поделился с Одагири идеями, почерпнутыми из пьесы У. Б. Йейтса «У Ястребиного источника». Когда даймё из клана Сацума, Симацу Нариакира, умер, Сайго шел тридцатый год. Он хотел совершить дзунси, ритуальное самоубийство слуги после смерти господина. Однако друг Сайго, Гессо, священнослужитель секты хоссо в Киото, отговорил его от этого шага. Гессо убедил Сайго, что тот должен жить для блага народа. Гессо был ярым сторонником реставрации императорской власти. Тайная полиция бокуфу считала его предателем, и вскоре он вынужденно скрывался от преследования властей. Сайго и Гессо решили отправиться морем в Кагосиму и там, в бухте ночью при полной луне утопиться. Однако Сайго остался жив. Никто так никогда и не узнал, почему его попытка покончить жизнь самоубийством потерпела неудачу. Каждый год Сайго отмечал годовщину
«Что за жалкую аналогию вы здесь пытаетесь провести? – прервал меня Одагири. – Хотите навязать мне роль Гессо? Но я и не думал спасать вас от самоубийства. Что же касается вас, вы и в подметки не годитесь Сайго, низкорослый клерк Хираока!»
«А вы знаете, какого роста и телосложения был Сайго?»
«Огромного, он был похож на сумоиста. Но какое значение имеет его рост и вес?»
«Большое, если учесть сделанное мной открытие».
Но тут начался воздушный налет, и вой сирены заглушил мои слова. Этот шум сразу же вызвал у меня условный рефлекс, как у собаки Павлова. Мне захотелось сорваться с места и броситься в бомбоубежище. Одагири следил за мной, кривя губы, которые на этот раз почти сложились в улыбку.
«Умираете от страха и готовы заползти в щель, как пугливое насекомое, мой маленький поэт, воспевающий подвиг камикадзе?»
Сгорая от стыда, я застыл за своим столом.
Нагумо спокойно прореагировал на сирену. Встав, он не спеша убрал бумаги и тяжело вздохнул.
«Ни минуты покоя», – пробормотал старый бухгалтер и велел двум своим Персикам покинуть контору.
Он явно не желал оставлять девушек наедине с таким опасным хищником, как Одагири.
У двери Нагумо задержался и, обернувшись, проговорил:
«Хочу напомнить вам, интендант Одагири и младший клерк Хираока, что во время воздушной тревоги запрещено оставаться на рабочих местах».
«Мы сейчас спустимся в бомбоубежище, бухгалтер Нагумо», – успокоил его Одагири.
«Хорошо».
Нагумо закрыл за собой дверь. Теперь нас окружали только безмолвные чучела птиц.
У меня страшно болел мочевой пузырь. Казалось, он вот-вот лопнет.
«Что это?» – спросил Одагири, глядя сверху вниз на цветную иллюстрацию из медицинского учебника, лежавшего на моем столе.
«Увеличенное изображение филарии, – ответил я, – червя, паразита крови, родиной которого являются острова Тихого океана и некоторые районы Китая. Филарии вызывают анемию хлоротического типа, слоновую болезнь ног и элефантиаз половых органов. Элефантиаз возникает, когда зрелые черви – такие, каких вы видите здесь на рисунке, – закупоривают лимфатические сосуды таза».
«И что из того?»
Крупицы табака из свернутой сигареты Одагири упали на страницу и покатились по ней, словно ожившие черви-филарии.
«А то, что я сделал открытие. Тучность Сайго, колоссальные размеры его тела были результатом болезни, филариоза».
«Да вы просто злобный ублюдок, Хираока! Гадкое, отвратительное существо. – Механический коготь Одагири впился мне в спину. – Вы вырыли из могилы нашего легендарного героя и установили, что все его тело изъедено омерзительными червями?
Элефантиаз гениталий, такой диагноз вы поставили? Другими словами, Сайго был жирным парнем с огромным пенисом».
«Огромным и вызывавшим у него болезненные ощущения».
«И вы считаете, что он совокуплялся со своим другом Гессо?»
«Этого я не знаю».
«Конечно, вы этого не знаете наверняка, но это можно предположить. Готов поспорить, что у вас те же проблемы. У вас чрезмерно большой половой член, который плохо функционирует из-за недоразвитости яичек».
Одагири чиркнул спичкой и прикурил свернутую сигарету. Однако он не сразу потушил огонь, а поджег сначала банкноту из пачки, которую я приготовил для выдачи зарплаты. Голубая купюра достоинством в 100 иен, с изображенным на ней портретом императора, вспыхнула и быстро сгорела. Одагири внимательно наблюдал за тем, как она превращается в пепел.