Доктор Данилов в сельской больнице
Шрифт:
— Извините, Владимир Александрович. — Калымов притворился смущенным. — Я не имел в виду вас…
— Ладно, проехали, — свеликодушничал Данилов. — А почему все-таки анестезиология?
— Больше никуда не попали, — вздохнул Тимошин. — Троек много было.
— А в АИР вечный недобор, — добавил Калымов. — Специальность, как вы только что сказали, хлопотная, желающих мало.
«Хорошо хоть, что лечить они никого не собираются, — порадовался про себя Данилов. — Главное, чтобы за время ординатуры никого не угробили».
С подачи доктора
— По сути дела, Елена Михайловна, нам дали двух медбратьев, а не двух врачей, — сказала Цапникова заместителю главного врача по медицинской части.
— Что дали, то дали! — оборвала ее Елена Михайловна, до сих пор находившаяся под впечатлением от комплимента, сделанного ей Тимошиным. — Если бы никого не дали, было бы тяжелее, не так ли?
— Да, конечно, — согласилась Цапникова, — хоть есть кого с пробирками в лабораторию послать.
— Это уже ваше дело, Наталья Геннадьевна, кого куда посылать! — раздраженно ответила Елена Михайловна, но тему развивать не стала, потому что Цапникова тоже могла психануть и уволиться. Долго ли умеючи?
Труднее всего было отлучить интернов от общения с родственниками реанимационных пациентов. Оба они просто обожали поважничать и повыпендриваться, не упуская ни единого подходящего случая. Предупреждения и просьбы не срабатывали. Оба отвечали одними и теми же словами:
— Меня спросили, не могу же я не ответить, это как-то невежливо.
Наконец Цапниковой надоело просить и предупреждать. Застав в очередной раз Калымова, беседующим с родственниками возле входа в отделение, она скомандовала ему:
— А ну, брысь, Илюша!
А затем посмотрела на немного удивленных такими вольностями родственников и сказала:
— Это наш практикант, он пока еще ни в чем не разбирается. Если у вас есть вопросы, задавайте их мне.
Больше интерны к родственникам не выходили и на вопросы не отвечали. Даже если их пытались остановить в коридоре, проходили мимо, никак не реагируя. Какой смысл распускать хвост, если грубые местные доктора не дадут получить от этого удовольствие.
Тимошину, кстати говоря, пару раз доставалось не только удовольствие, но и деньги. Впечатленные беседой родственники поблагодарили один раз тремя сотнями, а другой — пятью.
Интерны не пожелали жить в общежитии («Здесь только продолжение „Миллионера из трущоб“ снимать», — сказал Тимошин, увидев двухэтажное здание не первой ремонтной свежести), а по наводке одной из медсестер, сразу же попавшей под чары Тимошина, сняли за четыре тысячи рублей половину собственного дома у ее родственницы-пенсионерки. Они считали, что из соображений высшей справедливости затраты на жилье им должно компенсировать благодарное местное население, но оно оказалось не таким уж и благодарным, местные коллеги вдобавок еще и вредными, и
Данное печальное обстоятельство немного скрашивалось тем успехом, который интерны имели у местных жительниц. Успех был настолько впечатляющим и разносторонним, что уже через неделю после приезда у Калымова появились симптомы острого уретрита. Кожно-венерологического диспансера в Монаково не было, поэтому пришлось Тимошину колоть товарищу уколы и с грехом пополам делать промывания мочеиспускательного канала раствором перманганата калия, в просторечии именуемым марганцовкой.
Глава пятнадцатая
НОВЫЙ ГОД ПО-МОНАКОВСКИ
Новый год Данилов встретил на работе, причем не за столом, накрытым в ординаторской или кабинете заведующего, а на боевом посту — купировал фибрилляцию желудочков (опасный вид аритмии). Между вторым и третьим разрядом дефибриллятора послышались разрывы петард, возвестившие наступление Нового года, но Данилов не обратил на них никакого внимания. Только в четверть второго он посмотрел на часы и сказал медсестре:
— С наступившим!
— Ой! — всполошилась та. — Прозевали! Ну все, теперь весь год будем работать! Как встретишь, так и проведешь!
Четвертого января Данилов встретил на станции Елену и Никиту. Гости приехали налегке — с одной небольшой сумкой на двоих, которую нес Никита. Данилов удивился скудости багажа и пошутил насчет того, что в Петербург положено вести все свои наряды, дабы блистать и затмевать. Елена, никогда не лезшая за словом в карман, ответила, что, будучи не замужем, она именно так бы и поступила. После недолгой шутливой пикировки Елена восхитилась местными реалиями — тишиной и чистотой снежного покрова — и предложила прогуляться. Данилов попытался забрать у Никиты сумку, но безуспешно.
— По сравнению с тем, что каждый день приходится таскать в школу, это не тяжесть, — сказал Никита.
От вокзальной площади отходили три улицы.
— Пойдем на набережную? — предложил Данилов.
— Ты будешь смеяться, но меня так и разбирает посмотреть местную станцию «Скорой», — сказала Елена и, наткнувшись на удивленный взгляд Данилова, добавила: — Нет-нет, у меня все хорошо, и на работе все в порядке, с новым главным врачом отношения нормальные, и с ума я не сошла настолько, чтобы переезжать сюда. Просто любопытно: как все устроено в провинции?
— Примерно так, как на семнадцатой подстанции, — ответил Данилов. — Древнее одноэтажное здание, гаража нет, машины стоят во дворе. Только все попроще…
— А «наладонники» здесь есть?
— Лен, ты что, смеешься? Тут есть рации, и этого достаточно. Кстати, обзорную экскурсию я вполне могу устроить. Прямо сейчас.
— А удобно ли? — засомневалась Елена. — И как это будет выглядеть? Зам главного врача московской «Скорой» приехала в Новый год делиться опытом? Мы там шороху не наведем?