Доктор Данилов в сельской больнице
Шрифт:
— …но не настолько, чтобы устраивать скандалы после того, как я деликатно предложил расстаться! Удивительно, как нежная дева за секунду превращается в разъяренную фурию!
— А еще она вязкая, как патока, — поддакнул Данилов. — Прилипчивая — не отодрать.
— Вот, даже ты успел заметить! — обрадовался Полянский.
— Да нет, не успел, — честно признался Данилов. — Просто ты обычно говоришь о своих бывших, что они вязкие, как патока или болото.
— Я? — удивился Полянский. — Ну-у… Может быть. Каждый раз думаешь, что встретил…
— …свою половинку…
— …а на самом деле оказывается…
— …что снова наступил в…
— …ту же
— Нет, конечно, как ты мог такое подумать?! — возмутился Данилов. — Просто я так давно и хорошо тебя знаю, что мыслю в унисон с тобой!
— Слушай, а ведь мое расставание с Машей может плохо сказаться на твоей работе в Монаково, — спохватился Полянский.
— Умирающему сквозняк не страшен, — успокоил Данилов.
— У тебя проблемы со здоровьем?
— Нет, просто я имел в виду, что на моей работе, пожалуй, ничто не может сказаться плохо. Такая у нас обстановка. На днях родильное отделение закроют, а там и до нашего доберутся…
— И что тогда? Что ты будешь делать? Или тебе уже можно возвращаться?
— Насчет возвращаться я как-то не уверен, но можно переехать в другой район или в Тверь… Я, смею надеяться, зарекомендовал себя…
— Опять переезжать?
— Можно подумать, Игорь, что мне долго собраться! Забрал документы, собрал вещи и вперед! Нищему собраться — только подпоясаться. Мы, земские врачи, по всей России требуемся.
— Ага, сегодня только министерскую статистику видел: 150 000 врачей не хватает по стране, и где-то 800 000 среднего персонала. Только стоматологов переизбыток, почти в два раза.
— У нас, представь себе, и стоматологов мало.
— А кого у вас там хватает?
— Пациентов, — ответил Данилов и, подумав, добавил: — И еще начальства. Я вот никак не могу взять в толк, зачем главврачу агонизирующей сельской больницы семь или восемь заместителей?
— Роскошно живут главные врачи сельских больниц!
— Не то слово.
Полянский шутил насчет роскошной жизни, а Данилов говорил серьезно. Машину главного врача ежедневно видели все сотрудники, и все знали, что у него есть трехкомнатная квартира в Монаково, большой двухэтажный каменный дом за городом на берегу Волги, огромный катер водоизмещением в три тонны и две квартиры в Твери, обе немаленькие и в центре города.
Данилов был далек от того, чтобы начать завидовать главному врачу, но подобный уровень личного благосостояния никак не сочетался с состоянием учреждения, им возглавляемого. Конфуций бы сказал, что он не видит здесь гармонии между личным и общественным, и оказался бы прав. В качестве наглядного примера можно было бы взять больничную «Газель» выпуска 1997 года, предназначенную для социальной перевозки (например, отвезти с трудом передвигающегося инвалида-монаковца в одну из тверских больниц на консультацию или обследование, которые невозможно пройти в Монаково) и новенький автомобиль главного врача. Ее заводили редко, потому что бензина на нее давно не отпускалось, и заправка производилась за счет того, кому надо было прокатиться до Твери и обратно. Туда-сюда, в пробочке постоять, в объезд, тариф равнялся двадцати литрам бензина плюс литр (уже не бензина, а водки) водителю, чтобы тот подвез как можно ближе, а не остановился за полкилометра от места назначения, помог сесть и вылезти, возможно, и проводил бы до кабинета. Не всякий пенсионер потянет такую дорогую услугу.
Разумеется, бензин на автомобиль отпускался. Так уж положено: если есть на балансе исправное транспортное средство, то и
Глава тринадцатая
ЛЕТАЛЬНЫЙ ПИНГ-ПОНГ
Дочери декана можно не затруднять себя учебой, все равно не отчислят. Строгий отец требовал от Евы только одного: чтобы не было пропусков. В медицинских институтах с пропусками строго и сейчас, при социализме было еще строже. Пропустил лекцию — изволь представить собственноручно написанный реферат, прогулял практическое занятие — пополни, явиться на кафедру после уроков и под присмотром дежурного преподавателя не просто отбудь пропущенное время, а сделай все, что полагалось выполнить на занятии. А если пропустил неделю без уважительной причины — можно и вылететь.
С учебой было проще. На практических занятиях Еву спрашивали только тогда, когда она сама вызывалась ответить, а во время экзаменов громко и обстоятельно (пусть все слышат, чтобы не сплетничали) ответила заранее выученный билет. Законная привилегия своих студентов учить не 30–40–50 билетов, а всего один, да еще по собственному выбору.
— Студенческая пора — самая замечательная в жизни! — вздыхала мать Евы, ведущая актриса Фрунзенского русского драматического театра имени Надежды Крупской. — Ах, где мои семнадцать лет!
Ее семнадцать лет были не так уж и далеко: в свой день рождения она неукоснительно праздновала тридцатидвухлетие. Ева перешла из детского садика в школу, из школы — в институт, но возраст матери не менялся. Впрочем, она и выглядела всегда на эти самые 32 года, не больше.
Замечательная пора промелькнула быстро: будто и не шесть лет, а шесть недель. Два серьезных романа, один между делом, море веселья, развлечения, поездки с друзьями по стране (Прибалтика, Ленинград, Черноморское побережье, фешенебельный в советском представлении горнолыжный курорт Бакуриани, прочие культовые места великой державы). На учебу, если честно, много времени не оставалось, да и какой смысл напрягаться с учебой, если пока еще не известно, по какой дорожке пойти после института, но зато ясно, что настоящий врач учится всему на практике.
Неопределенность с конкретным выбором профессии была вызвана не легкомыслием Евы, а объективными условиями. На курсе училась дочь секретаря местного ЦК, две дочери первых секретарей районных комитетов партии, дочь заведующего отделом промышленности и транспорта Фрунзенского городского комитета партии, племянница проректора, сын городского прокурора, внучка заведующего кафедрой детских болезней, сын вице-президента местной Академии наук и еще несколько человек, чей родственный статус был выше Евиного, а хорошие места в ординатурах распределялись согласно этому статусу. Декан педиатрического факультета — безусловно фигура, причем не институтского, а республиканского масштаба. Но с другой стороны, по сравнению с прокурором города Фрунзе декан, можно сказать, никто. Прокурор за неделю кладет себе в карман столько, сколько декан зарабатывает за весь учебный год вместе со вступительными и переводными экзаменами.