Доктор Есениус
Шрифт:
— Это чешский бунт, — говорили ему. — Нас это не касается. Мы за вас в огонь не полезем.
Есениус употребил все свое красноречие, убеждал, что в этом деле заинтересованы не только чехи, что речь идет о том, быть или не быть религиозным свободам протестантов. Что события в Чехии непосредственно касаются венгров, потому что все они пустились в плавание на одном корабле. И бесспорно, что позицию, которую император занял в отношении чешских протестантов, он займет и по отношению к протестантам венгерским.
Все понимали, что он прав, признали его аргументы, но страшились войны. Турки, которые для Праги представляли весьма отдаленную опасность, здесь были близкой и горькой действительностью. Правда, теперь заключен был мир, но это не мешало туркам устраивать набеги на земли горной Венгрии, жечь дома, убивать,
Есениус обращал свое слово к глухим. Он не имел успеха нигде, потому что и те деятели, которые были с ним согласны и признавали разумным помочь чешским сословиям, ставили свое решение в зависимость от решения большинства. Да, если бы решение принял сейм…
Есениус решил попытать счастья у палатина [40] Жигмунда Форгаха.
Форгах принял его дружески, как положено знатному венгерскому магнату принимать венгерского рыцаря.
Есениус объяснил вельможе — который, впрочем, был осведомлен о его деятельности в Прешпорке, — цель своей миссии: установить тесное сотрудничество чешских сословий с венгерскими для охраны общих интересов.
Форгах был ревностным католиком, звание палатина получил от императора всего полтора месяца назад, поэтому Есениус не решался говорить открыто, что речь идет, собственно, об охране интересов протестантов против растущего влияния католиков. Но у Форгаха было слишком хорошее политическое чутье, чтобы за этими неопределенными словами не угадать их истинного смысла.
40
Палатин — наместник императора в Венгрии.
— Я предполагаю, ваша магнифиценция, что вы имеете полномочия заключить мир с императором, то есть с его наместниками, — приветливо сказал Форгах, следя лисьими глазами за впечатлением, которое произведут его слова.
Есениус действительно не был готов отвечать на этот вопрос.
Но быстро нашелся:
— Ваша милость, чехи не находятся в состоянии войны ни с кем, а если нет войны, невозможно заключить мир. У нас спокойствие и порядок, в нашем королевстве царит полное единство.
Форгах едва заметно наморщил лоб. Однако тут же овладел собой и ответил равно приветливо, но с некоторой насмешливостью в голосе:
— Дефенестрация господ императорских наместников, как видно, одно из доказательств мира и единства, царящих в Чешском королевстве… Но будем говорить по существу. Какое средство вы считаете наиболее действенным для того, чтобы успокоить эту бурю?
— Если позволите, ваша милость, я отвечу на ваш вопрос как врач, который занимается удивительными и тяжелыми человеческими болезнями: все королевство и религиозные общины мира подвержены таким же недугам, что и мы, люди, и так же, как и людям, им можно вернуть здоровье. Опытный врач лечит человеческие болезни трояким путем: первый — диетой, при которой больному дают вместо лекарств домашние средства или отвар из простых трав; второй — больного лечат различными снадобьями, приготовленными в аптеке, лекарства эти горькие; третьим средством пользуются цирюльники, когда неизлечимо больные члены отсекают железом, прижигая их предварительно огнем, и это с превеликой болью для страдающего, который вместе с болезнью может погибнуть или же остаться, скажем, хромым до смерти. Обычно же врачи, по учению Гиппократа, начинают с мирных средств, используя сильные только в тех случаях, когда другого выхода нет. И если Венгрия от недавней своей немочи [41] излечилась только диетой, то есть ей помогли искренние союзники, то о недуге королевства Чешского нечего и сомневаться, он намного легче. Если же домашние средства оказались бы бессильными, мы смогли бы прибегнуть к более сильному средству, то есть к курфюрстам Священной Римской империи, к некоторым или ко всем. Прибегнуть сейчас к оружию — средство неверное, и оно противоречит латинскому изречению: «Ignera gladio ne fodito» — «Огонь мечом не затушишь». Лучше и безопаснее следовать Цицеронову совету: «…Двояко люди действуют в отношении себе подобных — порой по-дружески или используя правовые процессы, а порой путем насилия, и
41
Имеется в виду восстание против владычества Рудольфа II
Форгах решительно рассек рукой воздух, как будто взмахнул саблей, и ответил сухо:
— Сейм подробно информирован об этом деле из самых надежных источников. Выступление такого рода на сейме вам может позволить лишь император. Подождите в гостинице решения его императорской милости. Я немедленно пошлю известие в Вену.
Этим разговор окончился.
Палатин приказал Есениусу не выходить из гостиницы и ждать дальнейших указаний. Есениус подчинился и два дня не трогался с места. У отворенного окна, из которого открывался прекрасный вид на городскую крепость, он писал свое послание сейму.
Но 1 июля, в день коронации Фердинанда II венгерским королем, Есениус нарушил свое домашнее заключение. Такое редкое событие, как коронация, пропустить нельзя. Итак, в этот солнечный летний день, когда площадь, окружавшая прешпоркский собор, и окрестные улицы были переполнены любопытными, которые ожидали процессии, Есениус смешался с толпой.
Обряд коронации длился более трех часов, и Есениусу все это порядком надоело. Он выбрался из толчеи и зашел в трактир.
Задумчиво сидел он над чаркой и размышлял о судьбе своего посольства. Склонить на свою сторону поодиночке ведущих протестантских деятелей ему не удалось, на сейме говорить ему не позволили, а после коронации сейм разойдется. Надежда погибла. Остается последняя искра: второй разговор с Палатином — после коронации. Если и это не удастся…
И к горечи неудавшегося поручения примешивалась еще и личная обида — надежды, которые на него возлагали, он не оправдал.
Его назвали по имени.
— Янко! — Кто-то с силой хлопнул его по спине.
Есениус с неудовольствием взглянул на смельчака — и лицо его прояснилось. Вскочил со стула:
— Даниель! — воскликнул он радостно.
И братья обнялись.
Даниель Есенский прибыл на коронацию в свите эрцгерцога Фердинанда. Он был теперь его егермейстером. Никто не мог сравниться с ним по части меткой стрельбы и устройства охоты. И за это эрцгерцог полюбил Даниеля и назначил на столь высокий пост, несмотря на то что Есенский был протестант; все остальные должности при дворе занимали исключительно католики. Даниель Есенский умел везде отыскать какое-нибудь развлечение для своего господина. И он всегда находился в свите эрцгерцога. Так вместе с Фердинандом он попал в Прешпорк.
— Я уже второй день ищу тебя, — сказал Даниель. — У меня к тебе важное дело. Но сначала давай выпьем за счастливую встречу.
Когда они выпили, Даниель огляделся, не слушают ли их, а потом сказал вполголоса:
— Уезжай скорее из Прешпорка, Янко! Ты в опасности. Они хотят посадить тебя в тюрьму.
Есениус удивленно посмотрел на брата.
— Меня посадить? Но ведь у меня охранная грамота сословий, как посол я личность неприкосновенная… Отчего же…
— Тебя обвиняют в предательстве и в оскорблении императорского величества. Палатин Форгах послал гонца в Вену и потребовал согласия императора на твое заключение. Говорят, новая метла хорошо метет, Форгах хочет выслужиться перед императором. И я думаю, новому королю тоже не будет неприятно, если еще один протестант получит урок.
— Откуда ты все это знаешь?
— Я пил вечером вместе с людьми из канцелярии палатина, и вино развязало им языки. Я вытянул из них все, что мне требовалось. Правда, я обещал хранить тайну. Не раздумывай, Янко, переоденься и уезжай…
Есениус молча смотрел перед собой. Неужели палатин Форгах способен на такую подлость — посягнуть на неприкосновенность посланника? Будь что будет, он не предаст того, что ему доверили.
— Нет, Даниель. Если бы я уехал, это можно было бы счесть доказательством того, что я сам чувствую себя виноватым. Я ведь здесь не частное лицо, а посланник народа, и лучше смерть, чем такой стыд. Благодарю тебя за предупреждение, Даниель, только я остаюсь. Да исполнится воля божия.