Доктор Есениус
Шрифт:
Но не успели они налюбоваться этим зрелищем, как из вазы снова стал подниматься пар или дым — они так и не смогли узнать точно, что это было, — дым этот постепенно заволакивал картину, а картина меркла, и наконец образы ее растаяли и исчезли.
Хотя Есениус и Кеплер были подготовлены к такому зрелищу, сейчас, увидев все собственными глазами, они испытали невольный страх.
Их удивление возросло, когда через минуту перед ними появилась другая картина. По странным контурам зданий они предположили, что перед ними какой-то восточный город.
— Иерусалим, —
И снова они увидели совсем рядом многие достопримечательности этого удивительного города.
— Как это ему удалось? — прошептал Есениус, наклоняясь к Кеплеру, который с большим интересом наблюдал за происходящим. Он пытался во что бы то ни стало разгадать тайну раввина.
— Думаю, что кое-что я уже понял, — тоже шепотом ответил Кеплер. — Потом я вам расскажу.
Но загадочное представление продолжалось. После того как были показаны города, стали появляться великие люди. Первым из мглы показался Моисей. Он строго посмотрел на сидящих. Рога придавали его взгляду еще большую суровость. После Моисея появился ветхозаветный царь Давид. Есениусу и Кеплеру показалось — и они даже невольно вздрогнули, — что он сделал Движение, как бы собираясь подойти к ним.
Но это продолжалось лишь мгновение. Не успели они хорошенько разглядеть, что происходит, как образ исчез в клубах густого белого дыма, и комната вновь погрузилась во мрак. Раввин в темноте направился в соседнюю комнату, вытащил из очага уголек и зажег от него кудель. Вернувшись с горящей куделью, он засветил все свечи.
Никаких следов от «представления» в комнате не было видно. Пока они сидели в темноте, исчезла даже огромная ваза.
— Не кажется ли вам, что все это выглядело как нарисованная картина? — шепотом спросил своего соседа Кеплер, пока раввин зажигал свечи.
— Действительно, — согласился Есениус. — Но как все это устроено?
— Разрешите принести вам, высокочтимый рабби, свою благодарность, — промолвил Кеплер. — Все было весьма интересно. Нет ничего удивительного, что ваше искусство произвело такое впечатление на его императорское величество и на Тихо Браге.
Раввин улыбнулся:
— Это весьма высокое признание моего скромного искусства.
— Надеюсь, вы не рассердитесь на меня, если я попытаюсь найти объяснение всему, что вы нам показали? Мне кажется, что кое в чем я уже разобрался.
— В самом деле? — скептически спросил раввин, не веря, что можно проникнуть в его тайну, которая для всех казалось непостижимой.
— Я внимательно рассматривал ваши картины, — медленно произнес Кеплер. — У нас, астрономов, способность к наблюдению развита особенно хорошо.
— Но и Тихо Браге был астроном, — возражал раввин Лев. Замечание раввина не смутило Кеплера.
— Это верно, но мы по сравнению с Браге оказались в более выгодном положении. Мы знали, что нас ждет, наш страх уже не был столь велик, и мы не забыли, что надо смотреть в оба.
— А что вам удалось заметить? — спросил Лев, не переставая улыбаться.
— Мы
Кеплер угадал. Раввин вздрогнул, не скрывая своего удивления. Такого ответа он не ожидал.
— Я восхищен вашей проницательностью! — воскликнул он. — До сих пор никто из моих гостей этого не заметил. Ну, что скрывать! Это действительно были рисованные картины.
Но Кеплер и Есениус не желали успокоиться на том, что разгадали сами.
— Весьма интересно узнать, на чем же нарисованы эти картинки? Ведь на стенке ничего нет, она чистая, — заговорил Есениус. — А между тем мы их видели именно здесь, на стене.
— Волшебный фонарь, — с таинственной улыбкой ответил раввин.
Но и это объяснение ничего не дало обоим ученым.
— Мы никогда не видели волшебного фонаря, — заметил Кеплер. — И мы были бы весьма благодарны вам, если бы вы нам объяснили, о чем идет речь, а еще лучше — если бы вы нам все это показали.
Раввин некоторое время колебался, но потом, видимо, решил исполнить просьбу Кеплера.
— Раз вы разгадали первую часть, почему бы вам не показать вторую? Итак… Гм! Как бы вам это рассказать… Среди единоверцев мои опыты сыскали мне уважение, и, если бы вы узнали мою тайну, это повредило бы моей репутации.
— Вы можете быть спокойны, высокочтимый рабби, эту тайну мы сохраним.
— Я уверен, что могу на вас положиться.
Лев принес из соседней комнаты черный ящичек с длинной трубкой. Поставив ящик на стол, он принялся объяснять:
— Это и есть волшебный фонарь. Обыкновенный ящичек, впереди у него увеличительное стекло — линза. Перед линзой ставится нарисованная на стекле маленькая картинка, а сзади она освещается. Картинку надо поставить вверх ногами. Посмотрите, вот так.
Раввин держал двумя пальцами стеклышко, на котором была нарисована картинка. Посмотрев на свет, они увидели на стекле в уменьшенном размере то, что перед этим видели на стене.
— И эту маленькую картинку вы так увеличили? И это ее вы нам только что показывали? — взволнованно воскликнул Кеплер. — Вы утверждаете, что это сделано с помощью линзы?
— Да, утверждаю, — спокойно ответил раввин, не понимая подлинной Причины волнения Кеплера.
Но волшебный фонарь взволновал и Есениуса. Ведь это сбывшееся пророчество Роджера Бэкона, то, о чем совсем недавно они говорили с Кеплером.
— Какое у вас стекло?
— Стекло, переделанное в линзу.
— Переделанное в линзу, — задумчиво повторил Кеплер. — А нельзя ли с помощью этого стекла наблюдать звезды?
— С помощью этого стекла едва ли. Во всяком случае, я не пытался. Но ведь мы можем попробовать.
Раввин вынул линзу из волшебного фонаря. Ночь была ясная, небо усеяно звездами. Правда, луна уже увеличилась до последней четверти. Раввин открыл окно с той стороны, где светила луна, и направил на нее линзу. Кеплер внимательно наблюдал за ним. Но раввин с разочарованным видом передал линзу Кеплеру.