Доктор Есениус
Шрифт:
Есениус принимает этот жест за одобрение и продолжает свой рассказ.
Затем следует вторая часть рассказа — описание операции.
Безразличие на лице императора исчезает. Оно сменяется любопытством. И наконец первый вопрос:
— А она красивая, эта молодая еврейка?
Вопрос императора неприятен Есениусу. Он счел его неуважением к успешно выполненной операции. Но ему хочется возбудить интерес к рассказу тем, к чему Рудольф наиболее восприимчив, — красотой. С поэтическим жаром он описывает достоинства внучки раввина, сравнивая ее со всем прекрасным, что приходит ему на ум. Он не испытывает угрызений совести
— Мириам, — шепчет Рудольф так тихо, что Есениус скорее по губам, чем на слух улавливает это имя.
Вдруг император спрашивает:
— Вы думаете, операция ей помогла?
Есениус ответил, что после операции Мириам быстро поправилась и теперь чувствует себя очень хорошо.
— Очень хорошо, — вновь прошептал император.
И Есениус не понял — эхо ли это его последних слов или одобрение.
Возможно, в этот момент император заметил на лице своего личного врача выражение удовлетворения и поэтому вдруг нахмурился.
— Но ваши дела плохи, ибо вы оскорбили наше величество, — заговорил он изменившимся голосом, — мы должны вас наказать.
Есениус поклонился и с покорностью сказал:
— Я верю в справедливость приговора вашего императорского величества.
— Не переоценивайте нашу доброту, — строго сказал император.
С минуту он о чем-то думал, а потом продолжал уже мягче:
— Если бы мы видели хотя бы раскаяние на вашем лице! Но сдается, что это грубое нарушение обязанностей вас вовсе не огорчает… Раскаиваетесь ли вы в своем проступке?
Вновь такой же вопрос, как тогда, при первом разговоре. От ответа, возможно, зависит вся дальнейшая судьба Есениуса. Если бы он покорно опустился на одно колено и с сокрушением раскаялся в своем проступке, возможно, ему бы удалось отвратить от себя монарший гнев. Но в Есениусе заговорило упрямство. Собственно, это было не упрямство. Сознание ему подсказывало: «Ты хорошо поступил. Правильно!» И он не раскаялся, что пришел на помощь внучке раввина. Если бы он ответил сейчас что-нибудь иное, как бы он мог потом смотреть Марии в глаза?
И он сказал правду.
— Нет, ваше императорское величество, я не раскаиваюсь.
Казалось, что ответ Есениуса не поразил императора. Возможно, другой ответ его бы разочаровал.
— Меру наказания мы определим потом, когда взвесим все обстоятельства, связанные с этим случаем…
Рудольф, видимо, хотел еще что-то сказать, и Есениус ждал. Неожиданно император заключил:
— Мы хотим сами убедиться, правда ли все то, что вы нам тут рассказали. Мы спросим об этом раввина Льва и Мириам…
Покидая мастерскую императора, Есениус должен был пройти мимо главного камердинера. Краешком глаза доктор заметил злорадную усмешку на губах Ланга, но вместе с тем и попытку прочитать по лицу Есениуса, чем кончился разговор его с императором. Есениус уходил озабоченным, но не удрученным. Поэтому, заметив пытливый взгляд Ланга, он улыбнулся веселой, беззаботной улыбкой.
Но мысленно Есениус все время возвращался к загадочным словам императора о раввине
Тут уже ничего не попишешь.
Но что замышляет император в отношении Мириам?
Велит он ей явиться с дедом или одной?
Чем продиктован его интерес к прекрасной израильтянке?
Столько вопросов — и ни на один он не может ответить с полной уверенностью. Поступки императора непостижимы. И если бы речь шла только об императоре! Но Есениус знает, какое влияние имеет на Рудольфа его главный камердинер. Он охотно помогает императору во всех сомнительных делах и порядком обогащается за его счет. Он не только берет взятки, но и присваивает себе часть подарков, преподносимых императору, и даже открыто злоупотребляет его доверием. Расходы по собственному столу он покрывает за счет императорской казны.
Что же делать? А может, вообще ничего не делать? Если пойти к раввину, Ланг об этом узнает в тот же день. Определенно узнает и то, о чем они будут говорить. И уж тогда император наверняка не помилует своего врача.
Долго Есениус раздумывал, как ему быть.
В конце концов, посоветовавшись с Марией, он решил зайти к Катарине Страдовой. И там в разговоре, между прочим, упомянул о внучке раввина и о том интересе, какой проявил к ней император.
В глазах Катарины зажглись зловещие огоньки. Она ничего не сказала и только поблагодарила Есениуса за визит.
Когда раввин Лев, по приглашению императора, прибыл во дворец, благородный поклонник прекрасного Рудольф, к своему крайнему удивлению, узнал у него, что Мириам недавно вышла замуж за какого-то ученого талмудиста из Кракова и что сейчас она уже в пути к новому месту своего пребывания.
Если император и намеревался дать возможность раввину откупиться подарком или какими-нибудь новыми демонстрациями его искусства, то после известия о замужестве Мириам благосклонность его сменилась трудно скрываемым гневом. Раввин был рад, что отделался кошельком с талерами.
А Есениус напряженно ждал, когда же на его голову обрушится императорский гнев.
Но другие, более значительные события отвлекли внимание императора от раввина и его семьи.
Летом 1606 года Прагу посетила страшная гостья — чума. Черная смерть незаметно появилась в стенах города. Неизвестный человек шел по улице и вдруг зашатался. Прохожие решили, что он выпил больше чем следует, и не обратили на него внимания.
Но человек этот вовсе не был пьяным. Утром он вышел из дому совершенно здоровый, и вдруг ни с того ни с сего у него закружилась голова и сжалось сердце. Он еле добрался домой. Там прилег и больше не встал.