Доктор Гарин
Шрифт:
– Или как невозможное использование, – заключил Штерн.
– Нового в реальном мире для них нет и быть не может.
– Быть не должно! – барабанил пальцами Гарин.
– Быть не должно. Остаётся только провокация как ревизия прошлого.
– Они используют прошлое как бесконечный шизоисточник взаимопровокаций. Дипсомания, гиперкинез, шперрунги, ангедония – лишь оболочка синдрома.
– Для них прошлое – мешок без дна, – угрожающе произнёс Гарин, гася окурок.
– Exactly! – хлопнула в ладоши Пак. – Тот самый мешок из “Тысячи и одной ночи”, в котором и спрятан
– Хочу! – Гарин оттолкнулся ногами от пола, выкатился на кресле из-за стола.
Пак подошла сзади и стала массировать ему шею и плечи.
– Нам надо рассматривать их только как единый организм, – заговорил Гарин, щурясь на солнце. – Тогда мы добьёмся успеха.
– Но они ведь никогда не жили вместе. – Допив кофе, Штерн встал и заходил по кабинету. – Они не ощущают родства.
– Они вместе управляли миром.
– Это больше, чем жить вместе. – Пак с силой мяла могучие плечи главврача. – И это сильнее, чем родство.
– Мешок без дна… – задумчиво повторил Гарин, оглаживая бороду. – И мы для них тоже в этом мешке. Наша задача – вылезти из мешка. И стать тем судьёй, который приказал открыть мешок.
– Признаться, я подзабыл… что же оказалось в том мешке? – спросил Штерн, подходя к окну и осторожно трогая стекло кончиками длинных пальцев.
– Хлеб, сыр, маслины и лимон.
– Всё, что нужно для странствующего! – засмеялась Пак.
– Или для заключённого, – сурово заметил Гарин. – В нашем случае вместо хлеба у них бред особой миссии.
– А вместо сыра – ипохондрический гигантизм.
– Вместо маслин… – Штерн почесал бровь холёным ногтём. – Пожалуй, бред ущерба.
– Тогда на лимон остаются только анально-сексуальные сенсации!
Гарин положил одну титановую ногу на другую:
– Коллеги, я чрезвычайно рад, что у великолепной восьмёрки нет прогрессирующей шизофазии. Свои мысли они выражают ясно, даже Дональд и Борис.
– А Владимир?
– Он стабилен. И адекватен.
– Пока, во всяком случае… – пожал узким плечом Штерн, постукивая по стеклу.
– И ваши коктейли, доктор, тому порука! – Гарин поймал маленькую руку Пак и быстро поцеловал её. – Вы не представляете, как мучительно работать с шизофазией.
– О, представляю! – воскликнула Пак. – Но с вами мы преодолеем всё.
Штерн улыбнулся:
– Как часто повторяет наша Ангела: wir schaffen das [15] .
После общения с коллегами, накинув на плечи альпийскую войлочную куртку с вышитыми дубовыми листьями на замшевых отворотах, Гарин решил прогуляться по территории санатория, как он делал всегда после ланча. С западной стороны к санаторию примыкал обширный парк с газонами, где помимо сосен и пихт росли дубы, липы, каштаны, а над небольшим искусственным прудом склонялись декоративные ивы. Гарин прошёлся по замощённым дорожкам, встретив Ангелу и Синдзо, двух медсестёр и старого садовника. Проходя мимо ограды, он заметил за её стальными прутьями невысокого человека. При виде Гарина тот подошёл ближе и приподнял шляпу, обнажив лысую
15
Мы справимся (нем.).
– Простите великодушно! – обратился он к Гарину. Платон Ильич остановился.
– Кузьмичёв Кузьма Иванович, – представился незнакомец, держа шляпу у груди.
Гарин различил, что человек одет скромно, но аккуратно; за спиной его висел рюкзак.
– Что вам угодно? – спросил Гарин.
– Тараканы, клопы, блохи, вши, мокрицы, – быстро произнёс человек.
Круглое лицо его с картофелиной носа украшала маленькая клякса усов.
– И что… клопы, блохи? Беспокоят вас? – не понял Гарин.
– Вывожу. Экологически чистыми и исключительно народными средствами.
– Ах, вот что.
С человеком была такса, дотянувшаяся до верха бетонного основания ограды и просунувшая узкую морду сквозь прутья.
– Признаться, тараканов у нас сроду не водилось, клопов тоже. Вши – да, были во время войны, но она уже, к счастью, закончилась. Блохи… мы не держим собак. Есть один кот, да и тот фараонский. Не в чем блохам заводиться.
Человек понимающе кивал круглой головой.
– А как насчёт мокриц? – спросил он.
– Не встречал, – честно признался Гарин.
– На кухне, в подвале или в душевых помещениях?
– Возможно… не знаю. Не нахожу вреда в мокрицах. – О, как вы ошибаетесь! – Кузьмичёв прижал шляпу к груди. – Мокрицы – опаснейшие создания, разносчики всевозможных заболеваний. Если взглянуть в обычный мелкоскоп на мокрицу, она поразит вас своим агрессивным видом. Если же вы рискнёте взглянуть на неё в мелкоскоп электронный, вы можете надолго потерять душевное равновесие.
– В ближайшие годы я точно этого делать не стану. – Гарин достал папиросу.
Пока он закуривал, незнакомец выжидательно молчал.
– Я беру недорого. Но работаю исключительно чисто и профессионально.
– Право, не знаю… – пожал плечом Гарин. – Ну… ладно, ступайте на кухню. Сошлитесь на доктора Гарина.
– Благодарю вас! – радостно оживился человек, надел шляпу, поддёрнул таксу и направился к калитке.
Гарин достал свой клинообразный смартик FF40, позвонил роботу-вахтёру:
– Фёдор, пропусти человека с таксой и рюкзаком.
Неподалёку открылась калитка, Кузьмичёв вошёл. Такса семенила рядом. Под широкими брюками незнакомца виднелись забрызганные грязью резиновые сапоги.
– А такса помогает вам искать клопов и мокриц? – спросил Гарин.
– Нет, это просто друг.
– Ясно.
Платон Ильич двинулся дальше по парку, Кузьмичёв заспешил к санаторию. Дойдя до прудика, Гарин сел на любимую скамейку между двумя ивами, докурил папиросу, зевнул, снова достал FF40, открыл роман Воскова, стал читать.
– О чём же вы, женщина и поэт, хотите спросить музыканта? – Джонни очаровательно-пьяновато покачнулся, обнял пузатый, расписанный под хохлому холодильник, а потом и грубо открыл его.