Доктор Кровь
Шрифт:
– Там восемь патронов, картечь – серебряная! – сказал я, выпуская подряд все оставшиеся три пули. За крупный калибр пришлось платить ограниченным боекомплектом: шесть патронов вместо восьми. «Макарыч» 45-го калибра рвался из моих рук, словно волкодав на строгом ошейнике. Еще двое атаковавших нас вампиров упали. Один из них точно не выкарабкается. Он уже сам стал разрывать себе же окровавленную грудь когтями. Инстинкт крови у вампира был даже сильнее чувства самосохранения.
Я выбросил отстрелянную обойму, вогнал
– Уходите!
Вышибить окно каталкой с инструментами было делом одной секунды. Поднатужившись, я выбросил прямо на битое стекло своего пациента. Потом выпрыгнул сам и, подхватив поляка, перекинул его руку себе через шею. Ну, прямо партизаны, спасающиеся от эсэсовцев!
Моторная лодка с мощным турбированным двигателем стояла там, где и сказал седоволосый. Судя по частым хлопкам выстрелов за кормой, бой в моей хате все еще продолжался.
Я буквально забросил безвольное тело пациента в моторку, поспешно отошел на веслах и завел мотор. В реве турбированного Suzuki и брызгах пены мы рванули по Финскому заливу. Наперерез нам было бросился катерок речной милиции… тьфу ты – полиции, постоянно забываю, что их переименовали. Теперь Россия совсем стала колониальной страной: туземное войско, колониальная полиция из особо приближенных, помпезные церемонии и нищета коренного населения…
Естественно, «речные понты» от нас быстро отстали – силенки маловаты у бюджетников-то…
Мы чудом разминулись с идущим по фарватеру мелководной Маркизовой лужи рейсовым «Метеором» и вошли на Большую Неву. Кстати, для того, кто не знает: мелководный Финский залив так назвали моряки в честь недоброй памяти маркиза де Траверсе, командующего Балтийским флотом. Он был труслив, боялся ответственности, а посему велел кораблям за пределы Маркизовой лужи не выходить.
Потом мы свернули на Фонтанку, пронеслись, пуская белые буруны, мимо самого маленького памятника моего любимого города – тому самому Чижику-Пыжику, и начали петлять по каналам и речушкам Северной Венеции.
Я покосился на раненого. Морская прогулка и свежий ветер благоприятно сказались на его самочувствии. Не отрываясь от штурвала моторной лодки, я проинформировал его:
– День пересидишь у меня, а потом вали на все четыре стороны! Я тебе не нянька. Бок заживет быстро, а вот с плечом ты еще намаешься. Ну ничего, зато бросишь карьеру ведьмака, или как оно у вас там называется. И станешь мирным пастором-проповедником…
– Не богохульствуй! – скрипнул зубами мой недавний пациент. – Это – исчадия ада! И гореть им всем в геенне огненной!
– Вот в этом я с тобой согласен…
Тем временем мы продолжали петлять по малым рекам и каналам Санкт-Петербурга, обгоняя экскурсионные катера и пароходы.
Целый день после всех этих приключений мы отсиживались в маленькой комнатушке коммунальной
А вечером поймали «бомбилу» и поехали на лютеранское кладбище. Если бы я только знал, как круто изменится все в моей жизни после этой поездки.
Глава 8
Маленькие человеческие трагедии
Полутьма. Низко нависшие над заброшенными аллеями ветви деревьев, шорох листьев кажется шепотом покойников в полуобвалившихся фамильных склепах и могилах с прихотливыми памятниками. Тлен и запустение царили здесь уже давно, и неприкаянные души гуляли меж своих последних земных пристанищ. Поднялся ветер, с Финского залива потянуло промозглой сыростью, которая бывает только у нас, в Санкт-Петербурге. Деревья заскрипели стволами, словно жалуясь на судьбу.
Старое лютеранское кладбище пользовалось дурной славой. Мало кто рисковал забредать сюда при свете дня, а еще меньше – ночью.
Мы вместе с «дважды пострадавшим» шли по аллее. Кстати, стрелок так и не назвал мне своего имени, ну а я не слишком настаивал, памятуя, что стало от любопытства с кошкой…
– Стоять! – шепот можно было принять за шорох листьев в кронах деревьев, но смысл был полон конкретики.
Из-за надгробия показались тени с уродливыми приспособлениями, закрывающими лицо. Мерцал зеленым единственный электронно-оптический глаз. Ночные стрелки использовали приборы ночного видения, причем – армейского образца. Вот идиоты! В войнушку на кладбище решили поиграть… Но стволы чего-то футуристического и однозначно крупнокалиберного были направлены мне в живот.
– Ребята, спокойнее… Здесь вам – не форт Брэгг.
– С фортом Брэгг вы угадали. Действительно, парни проходили стажировку у американского спецназа, – давешний седоволосый господин вышел из тени, держа в правой руке «Кольт». – Но приборы ночного видения они надели по другой причине.
– Рад, что вы живы, – коротко ответил я. – Ваш боец в порядке, договоренность выполнена.
– Да, вы правы, – седоволосый протянул мне пухлый конверт. – И с нашей стороны тоже.
Люблю европейцев: их щепетильность в денежных вопросах не может не вызывать уважение. Все, теперь – домой, отсыпаться. Хотя с такими деньгами можно позволить себе и иные, более изысканные радости, чем единожды утроенный и неизменный уют холостяцкой квартиры… Приятная мысль тут же согрела мне душу.
Один из парней со штурмовым американо-германским пистолетом «Хеклер-Кох» MK-23 Mod 0 US «Socom» понимающе и как-то ободряюще усмехнулся. Понимаю я его: у них в ордене жуткая смесь почти что монашеского образа жизни и жесткой армейской муштры. Я тоже улыбнулся – да, мужик, сегодня я гуляю, порадуйся хотя бы за меня, если сам лишен такого удовольствия…