Доктор Крюк 4
Шрифт:
Де Васконселлос удивленно приподнял бровь.
— Мгновенно и незаметно? Вы все загадками говорите, капитан.
— Не совсем, — я сосредоточился, задействовав одну из способностей Вежи, связанную с местной связью, которую сам еще толком не освоил. — Морган сейчас на «Принцессе», на том конце гавани. Капитан де Васконселлос, скажите любую короткую фразу.
Португалец глянул на меня с недоумением, но пожал плечами.
— Пусть будет… «Удача любит смелых».
Я прикрыл глаза на миг, посылая сообщение Филиппу через Вежу. И да, эта бестия истребовала изрядное количество очков влияния. Не прошло и минуты, как на палубу «Морского Змея» взошел матрос де Васконселлоса.
— Капитан, сигнальщики
Де Васконселлос медленно повернулся ко мне. Лицо его оставалось непроницаемым, но в глазах я увидел изумление и глубокую задумчивость. Он понял, что стал свидетелем чего-то, что не укладывалось в голове с точки зрения известных ему способов связи. Он не знал, как я это сделал, но смекнул, что я располагаю невиданными возможностями.
— Вы… любопытный человек, капитан Крюк, — произнес он после долгой паузы. — Очень любопытный. Пожалуй, ваш план, при всей его безумности, заслуживает того, чтобы рискнуть. «Морской Змей» присоединится к вашей эскадре.
Это была крупная победа. Заполучить в союзники такого человека, как де Васконселлос, значило сделать серьезный шаг к тому, чтобы остальные признали мое главенство. Переговоры шли своим чередом, каждый день подкидывая новые задачки, приходилось пускать в ход и хитрость, и терпение, а порой и намекнуть на свою силу, мол, со мной шутки плохи. Союз ковался в огне споров и подозрений, но он обретал форму.
Вслед за Пикаром, Роком и де Васконселлосом потянулись и другие. Каждый новый примкнувший капитан заметно облегчал уговоры следующих — сработал, что называется, принцип домино. Видя, что такие матерые волки, как расчетливый португалец или упрямец Большой Пьер, готовы поставить на меня, остальные тоже помаленьку начинали верить в осуществимость затеи. Слухи о гиганте, что строился на верфи и который я окрестил «Морским Вороном», будоражили умы, обрастая небылицами о его размерах и невиданной мощи. Морган, не жалея ни рома, ни красноречия, расписывал радужные перспективы похода и мою «особую удачу».
К Лорану, Пикару, Року и де Васконселлосу примкнул Диего по прозвищу «Эль Мулато». Испанец по крови, он ненавидел корону лютой ненавистью — в юности хлебнул рабства сполна. Шлюп его, «Немезида», был невелик, зато команда подобралась из таких же отчаянных беглых рабов да марранов, готовых скорее умереть, чем вернуться в прежнюю жизнь. Диего был нелюдим, суров, и согласие его стоило мне обещания особой «справедливости» для плантаторов и чинуш Портобелло. Я согласился, понимая, что его слепая ярость может как помочь в бою, так и наломать дров после победы.
Затем явился Барт Робертс, «Черное Сердце». Не тот знаменитый валлиец, что прославится позже, а его однофамилец, англичанин, чья жестокость и падкость на внешние эффекты были хорошо известны на Тортуге. Он командовал барком «Фортуна» и мнил себя непревзойденным тактиком. Переговоры с ним вышли нудными — он то и дело норовил перетянуть одеяло на себя, совал свои «гениальные» поправки к плану, требовал гарантий особого положения. Пришлось мне потратить уйму времени, терпеливо его выслушивая и исподволь направляя его гонор в нужное русло, убеждая, что его таланты оценят по достоинству именно в общем деле. Ключиком к его сердцу послужили лесть да обещание командовать одним из флангов при штурме.
Последним, седьмым, пристал к нам капитан Томас Тью, «Хромой Том». Старый, битый жизнью флибустьер с Ямайки. Ногу он потерял в стычке с испанцами лет двадцать тому, но ни хватки, ни авторитета от того не растерял. Командовал он потрепанным, но все еще крепким галеоном «Золотая Лань» и пользовался уважением за здравый смысл и отличное знание здешних вод. Тью не гнался ни за
Итак, семеро. Семеро капитанов, не считая Моргана с его «Принцессой» и меня с будущим «Морским Вороном». Жан Лоран, Пьер Пикар, Рок Бразилец, Эммануэль де Васконселлос, Диего «Эль Мулато», Барт Робертс, Томас Тью. Разные люди, разные корабли, разные побуждения. Французы, португалец, испанец, англичанин, ямаец. Еще вчерашние соперники, а то и враги, теперь были связаны одним, пусть и ненадежным, союзом. Их общая сила была такова, что с ней пришлось бы считаться любой европейской державе в этих водах. Девять кораблей, включая мой строящийся флагман и «Принцессу» Моргана, больше двух тысяч глоток команды — все битые, закаленные в сражениях пираты. Это была армада, способная бросить вызов Портобелло.
Во мне они видели вожака. Человека, который не побоялся замахнуться на неслыханное. Человека, у которого были и деньги, и поддержка губернатора, и какие-то непонятные способности (слухи о «мгновенной связи» с Морганом уже расползлись по Тортуге), а главное — строился корабль-легенда. Они видели шанс круто изменить свою жизнь, вырваться из вечного круга грабежа и бегства. Шанс на власть, богатство и свободу, каких не сулил ни один пиратский набег.
Чтобы скрепить наш альянс не только словом, но и чем-то посущественнее, я предложил им собраться и учредить нечто вроде управляющего совета.
— Мы теперь не просто шайка флибустьеров, идущая на грабеж, господа, — сказал я на первой сходке, которую устроили в большом зале лучшей таверны Тортуги, предварительно выставив оттуда всех посторонних силами Моргана и Стива. — Мы — сила, которая намерена отвоевать и удержать важнейший порт. Нам нужен порядок. Нам нужен совет.
Мысль о «Совете Капитанов» была встречена на ура. Каждый из семерых, да и Морган тоже, уже видел себя членом этого нового правления. Это щекотало их самолюбие и давало чувство причастности к чему-то важному. Мы расселись за огромным круглым столом, заставленным кувшинами с вином и ромом, посреди разложенных карт Карибского моря и Портобелло. Воздух был густым от напряжения, но настроены все были по-деловому. Спорили о долях будущей добычи, о том, кто будет командовать во время похода, о положении каждого капитана в Совете.
Морган, как мой ближайший соратник и капитан второго по силе корабля, сел по правую руку. Де Васконселлос, с его опытом и стратегическим умом, негласно стал главным спорщиком и знатоком морских дел. Пикар и Тью выступали голосами разума и осторожности, Рок и Диего — воплощением ярости и натиска, Лоран и Робертс — хитрости и честолюбия. Тот еще коктейль, но пока мне удавалось не дать ему взорваться, направляя споры в нужное русло.
Порешили на главном: в Совете голоса равны при решении общих вопросов, но в бою командую я один; основную добычу делим по справедливости — по числу людей и кораблей, но особо отличившимся в бою — премии. Самые жаркие споры разгорелись о том, как управлять Портобелло, если захват удастся. Тут мнения разошлись. Кто-то хотел просто разграбить город и уйти восвояси, другие видели его как постоянную базу. Я стоял на втором, убеждая, что только контроль над портом даст нам настоящую силу и независимость.