Доктор Шифр
Шрифт:
Андрей вспомнил, как в детстве, посмотрев «Робокопа», он твердо решил стать роботом. А когда мама спросила: «Почему?» – ответил: «Они не чувствуют боли». О том, что роботы не чувствуют вообще ничего, он не думал.
Глаза тоже потихоньку возвращались в норму – тусклый свет пасмурного утра перестал слепить, но Волошин никак не мог сфокусировать взгляд. Картинка расплывалась, будто за мокрым стеклом.
Фургон тем временем съехал с асфальтового покрытия и теперь трясся по проселочной дороге где-то на окраине города. Слева тянулся щербатый бетонный забор, справа маячила
Полгода назад бандформирования, желавшие свергнуть действующую в стране власть, вели ожесточенную осаду этой части города. Их удалось выбить из сектора, но, отступая, боевики оставляли за собой фугасы и мины-ловушки. Не все сюрпризы удалось найти. В том, что один из таких фугасов, зарытых в дорожном гравии, теперь оказался в пятнадцати метрах от фургона с Андреем и африканцами, не было ничего удивительного.
Трудно сказать, кому могла принадлежать закладка. Подрывы одних боевиков на минах-ловушках других были не такой уж редкостью. Порой и сами горе-минеры гибли от собственных зарядов, попросту забывая, под каким кустом их разместили.
Левым передним колесом фургон промчался по закладке, и фугас детонировал. Взрывной волной Андрея швырнуло в проем. Неисправная дверь с готовностью распахнулась под натиском его тела. Подгоняемый силой удара, Волошин моментально покинул фургон, пронесся над дорогой, упал на обочину и покатился по придорожному мусору. Разорвавший округу грохот оглушил разведчика, и около двух минут он пролежал без сознания.
Раскуроченный фургон по инерции прополз еще несколько метров, а потом замер, увязая в тишине и густых клубах дорожной пыли.
Андрей вскочил резко, с глубоким вдохом едва не утонувшего пловца. Ведомый инстинктом, он выхватил пистолет из оперативной кобуры на поясе, передернул затвор и занял позицию для стрельбы с колена. Толком не очухавшись, лейтенант водил оружием из стороны в сторону, готовый открыть огонь в любом направлении.
Но врагов не было. Никто не преследовал их на второй машине, никто не выбегал из джунглей. Это не была засада – лишь старый заряд, разорвавшийся не к месту и не ко времени. Но даже окажись в поле зрения худосочные боевики с «калашниковыми», едва ли Андрей сумел бы хоть кого-то из них подстрелить.
Уши затопил оглушающий звон. Перед глазами плыло, а к горлу подкатывала тошнота. Но не это было самым страшным. Зрение Волошина буквально подверглось цветовой бомбардировке. Окружающий мир взорвался сразу всеми оттенками красного и зеленого. Посреди этой визуальной какофонии, дезориентации, спровоцированной взрывом, до сознания Андрея дотянулась единственная четкая мысль: огни вернулись.
Он вспомнил стычку с Димедролом, то ощущение затора, которое возникло после удара головой о чугунный прут. И вот сегодня плотину прорвало: вся та сила, что годами копилась в недрах психического лимба, ринулась наружу сводящим с ума красно-зеленым конфетти.
На что бы Андрей ни взглянул, повсюду видел мельтешение знакомых с детства цветовых кругов различных диаметров,
Осознав наконец что никто не пытается его убить или взять в заложники, лейтенант опустил пистолет, позволив себе немного расслабиться. Пережитое тут же накатило уничтожительным прессом. Андрея стошнило – и выворачивало до тех пор, пока желудок не опустел полностью.
Волошин попытался встать в полный рост – но оказалось, что это плохая идея. Голова закружилась столь яростно, что шифровальщик даже не заметил, как вновь оказался на земле. Он предпринял еще две или три попытки, но всё безрезультатно: кажется, в этом мире перестали существовать твердые горизонтальные поверхности – всё скакало и перекатывалось.
Плюнув на бессмысленные действия, Андрей растянулся на спине и уставился в небо. При взгляде на серое непроницаемое полотно его глаза наконец обрели покой. Буйство красного и зеленого сошло на нет, ведь в зоне видимости не осталось цветных предметов – лишь абсолютная успокаивающая серость.
Раскинув руки крестом, Андрей лежал в семи метрах от раскуроченного фургона, таращился вверх и внимательно прислушивался к ощущениям. Что-то ведь происходило – там, внутри его головы. Некие механизмы, застопорившиеся десять лет назад, сегодня опять пришли в движение. Волошин подумал, что, если доберется до базы, этот день станет его вторым днем рождения. Или вернее – перерождения.
При взгляде на бескрайнее серое небо ему открылась простая истина: привычная жизнь только что разрушилась, а значит, на ее руинах будет выстроена новая личность на новом Пути.
«Круги вернулись, – думал Андрей. – Через страх, боль и смертельную опасность я перерождаюсь в нечто иное. Или просто становлюсь собой…»
Лейтенант дал себе несколько минут, чтобы собраться с силами. За шесть лет в силовых структурах он сдал не один десяток психологических тестов. Большинство из них маркировали, помимо прочего, выраженную способность Андрея мобилизоваться в самых экстремальных условиях.
Когда командиры просили аналитиков пояснить, как Волошин проявит себя, если окажется на поле боя, психологи объясняли просто: оставьте его посреди пустыни без еды, воды и компаса, прострелите ему ногу – и он всё равно дойдет до базы. Умение генерировать огромные внутренние силы стало отличительной особенностью Андрея.
По истечении отведенного самому себе времени шифровальщик перекатился на живот, с трудом оторвал корпус от земли. Он тяжело поднялся на ноги и едва не упал вновь, но устоял, заставив каждый мускул тела сжаться в единый мышечный каркас.
Волошину было уже немного лучше: тошнота отступала, головокружение не так назойливо сбивало с толку, цветовые кляксы пошли на спад. Он еще наблюдал чрезмерную насыщенность красного и зеленого в окружающем пространстве, но, кажется, нервная система легко адаптировалась к новой нагрузке. Теперь можно было проверить, как там африканские коллеги, хотя Андрей сомневался, что в фургоне кто-то выжил.