Долбаные города
Шрифт:
И все же я старался вести себя потише, потому что друг Эли умер, и...
В общем-то, все мы любим находиться на особом положении, болеем и ждем кружки чая, грустим и мнем платочки в руках и, в конце концов, теряем кого-то и вокруг нас ходят на цыпочках, это ведь такая травма, ну такая травма. Я посмотрел на комнату Калева в последний раз, очень хорошо понимая, что больше не вернусь сюда никогда. Леви тоже надолго замер у двери. Мы вышли, не нарушив молчания, хотя мне это, нужно сказать, давалось тяжело.
Я прошептал:
—
— Решил превзойти самого себя и устроить себе завтрак там?
Меня разобрал смех, и некоторое время я сосредоточенно удерживал себя в узде, Леви прижимал ладонь ко рту, словно только что случайно выдал чей-то секрет. Я прислонился к поручням лестницы, чтобы перевести дух, и увидел миссис Джонс. Мое веселье только разгорелось, Леви же сразу сделался серьезным. Я не ожидал, что миссис Джонс бодрствует в столь сложное для нее время. Я бы, наверное, положился на транквилизаторы и постарался бы сократить свое присутствие в реальности до минимума. А она напомнила мне моего отца с его бесконечным ожиданием.
"Золофт" никогда не подействует, подумал я.
— Доброе утро, миссис Джонс.
Она стояла у фотографий, рассматривала Калева. Обернулась миссис Джонс слишком резко, словно бы ожидала увидеть не нас, как я пару минут назад ожидал увидеть не Леви. Вот это ощущение, наверное, в нашем материалистичном мире и можно назвать призраком человека.
— Я приготовлю вам завтрак, — сказала она тоном, не терпящим отказов. На секунду в ее голосе блеснули прежние нотки, и она стала на себя похожей, но это длилось недолго.
Мы сели за стол на их тесной, уютной кухоньке, а миссис Джонс стала петь какую-то веселую, диссонирующую с ситуацией песенку, и я подумал: чокнется она, или все-таки нет? А миссис Джонс ни о чем не думала, она была увлечена приготовлением оладушек из магазинной смеси, и все время доливала молока в миску, так что Леви даже сказал:
— Наверное, хватит.
— Прикольный комментарий, — сказал я. — Можно считать сразу несколькими способами.
А потом я увидел, что миссис Джонс плачет над миской. Мне захотелось ее обнять, но она была взрослая женщина, и я вдруг засмущался.
— Миссис Джонс, — сказал я, смотря на ее трясущиеся плечи. Я все-таки встал и даже обнял ее, и почувствовал удушающую смесь запаха пота и дезодоранта. Она была теплой и дрожащей, как маленькая девочка. Обалденно было ощущать себя педофилом и геронтофилом одновременно.
— Все в порядке, — сказала она. — Все в порядке.
Но ничего не было в порядке. Леви сказал:
— Нам так жаль.
Миссис Джонс еще некоторое время терпела мои объятия, а потом спросила:
— Вы будете оладьи с медом или с кленовым сиропом?
— С медом, — сказал я, а Леви ответил:
— С кленовым сиропом.
Завтракали мы молча, терзали неровные, политые сладким оладьи. Одновременно подгоревшие снаружи и сырые внутри, они заработали место в
Миссис Джонс сказала:
— Спасибо, что пришли, правда.
А пахнут оладьи, подумал я, очень хорошо. Ну точно лучше, чем миссис Джонс. Я наткнулся на взгляд ее покрасневших глаз, увидел розоватые белки с прожилками пухлых сосудов, и мне стало не по себе.
Я спросил:
— А где все-таки ваш мистер Джонс?
— На работе, — повторила она, и я понял, что он ушел. Я отчего-то почувствовал на своих плечах всю тяжесть мира, словно это я был виноват в том, что ее бычок урулил из стойла после того, как их сын застрелил двоих человек. Кроме того, может дело было в оладьях. Нельзя взять смесь "Мистер Кто-То-Там", приготовить из нее цемент для пытки грешников и остаться безнаказанной.
Я сказал:
— Все не будет в порядке, миссис Джонс. Но вы сможете жить с тем, что все не в порядке. Ну, знаете, этого хотел бы Калев.
Вот ты лицемер, Макси. Калев хотел пустить себе пулю в голову, и он сделал это. Теперь можно до бесконечности примерять на него любые клишированные фразы, и он больше не скажет "нет". Этим мертвецы хороши.
Леви сказал:
— Вам нужно ко врачу.
И за сим проглотил свои утренние таблетки.
— Это правда поможет, — добавил он. — Хотя сейчас так не кажется.
Мы сидели с ней еще некоторое время, затем она сказала:
— Ну, мне надо собираться на работу.
Тоже, конечно, соврала. И я подумал: надеюсь, ты не хочешь покончить с собой. Может, твой муж уже застрелился в каком-нибудь мотеле, в номере прямо за неоновой вывеской, в котором невозможно уснуть. Каков отец, таков и сын, и все такое.
— Пожалуйста, — сказал Леви. — Держитесь.
— Да, если надумаете убить себя подумайте дважды.
Миссис Джонс задумчиво кивнула мне в ответ, и это ее спокойствие было дополнительным показателем того, насколько далеко от Земли она находилась сейчас.
Подумайте дважды, потому что кое-кто уже совершил такую ошибку. Самого худшего я, конечно, не добавил. Миссис Джонс выпроводила нас с Леви, мягко, но настойчиво. Мы вышли из дома Калева и увидели, как она села у окна, похожая на старушку.
— Думаешь, убьет себя?
— Только не предлагай ставить на это деньги.
— Предлагаю. Мне как раз нужно купить карамельки для Калева.
Леви посмотрел на меня, как на чокнутого (хе, таким я и был).
— Калеву больше не нужны карамельки.
— Это как сказать.
Мы зашли в магазин, затем я поведал Леви о своем сне и понял, что он вызывает у меня куда больше эмоций, чем казалось на первый взгляд. Внутри все перекручивало, сжимало, как будто мои внутренние органы решили стать ближе друг к другу. Я закурил и увидел, что руки у меня дрожат.