Долбаные города
Шрифт:
— Я понимаю, — сказал Леви. — И не уверен, что хочу слушать дальше. Может фильм какой-нибудь посмотрим?
— Думаешь, Калев хотел бы, чтобы мы смотрели фильмы?
— Ну, да. Если бы это были "Звездные войны".
— "Звездные войны" — программа стратегической оборонной инициативы Рэйгана, которая едва не сорвала соглашения по ядерному разоружению. Ядерное разоружение! Война! Миллиарды погибших!
— Макси, успокойся!
— Уговорил. Но тогда обещай послушать меня.
И я рассказал им все, с самого начала. Леви, правда, сидел, уткнувшись взглядом в экран телефона, пока
— Это забавно, — сказал он. — Потому что ты — Ириска.
— Леви!
— Что, Макси?
— Ты меня слушаешь?
— Это просто чокнутый, Макси. Это ничего не значит.
— Ты вообще помнишь о крови?
Леви кивнул, и я повернулся к Эли. Он молчал, смотрел в потолок, и я понял, что он мне верит. И тогда я вроде как еще понял, что пути назад нет. Все это правда случилось и, может быть, не стоило идти на могилу Калева в тот день и час. Утихомирив свои сложные чувства, я отпил еще кофе и поставил свой тумблер с символом FARK (революционные вооруженные силы Колумбии, так-то, это вам не русалочка из "Старбакса"!) на стол.
— Я перейду к делу. Калев попал в чью-то ловушку.
— И сейчас ты скажешь, что его разум подчинил голодный желтоглазый бог, потому что на эти мысли тебя навел шизофреник из интернета? — спросил Леви. — Тогда у меня плохие новости для тебя, Макси. В таком случае ты — тоже шизофреник из интернета.
— Ты просто боишься. Ты не можешь найти более логичного объяснения всему происходящему.
— Не могу, но более нелогичное найти сложно.
Мы все на некоторое время замолчали, и я подумал, что совершенно не знаю, как поступить дальше. Я полагал, что Сахарок, может быть, не совсем чокнутый. То есть, до определенной степени, конечно. Но папа мне как-то говорил, что когда ты сумасшедший, мир становится неровным. Это очень важное слово — неровный. Местами ты видишь много больше, чем другие, однако в основном мир подергивается туманной дымкой, завесившей твой мозг. Но остаются вещи, которые ты знаешь непревзойденно.
— Я думаю, — сказал Леви. — Это совпадение. Даже довольно оправданное с точки зрения теории вероятностей. Да, ты спросил про спирали, и к тебе пришел этот чокнутый Лобачевский, который помешан на них.
— А как же голодный желтоглазый бог? Как же тот чуви, который кормится нашей плотью?
— Макси, бредовые фабулы иногда повторяются. Тебе не стоит впадать в паранойю.
— И это говорит мне человек, который считал, что повариха хочет отравить нас!
— Это другое, она правда хочет. Ты видел ее глаза вообще?
Пока мы спорили, Эли рассматривал шнурки на своих ботинках, словно бы пытался постичь суть узла и бантика на нем, у него было сосредоточенное лицо, и — никакой улыбки.
— Эли? — спросили мы с Леви одновременно, и он не отреагировал. Я успел снова закурить прежде, чем Эли ответил. За окном начинало темнеть, небо приобрело светло-фиолетовый оттенок перед тем, как умереть до самого рассвета. В мире все циклично: уход и возвращение солнца, смена времен года, сезоны в сериалах, все открывается и закрывается, и открывается снова. В детстве эта мысль успокаивала меня, когда я думал, что однажды умру, и меня больше не будет.
Теперь, конечно, я знал, что навсегда ушел, к примеру, Калев. Верь в реинкарнацию, как парень из магазина со свечками, где все время пахнет травой, погибший в аварии, или не верь, как повесившийся два года назад школьный сторож, а в этой жизни мы уже не встретимся. Такие правила.
Эли посмотрел в окно, взгляд его стал темнее от накрывающей улицу черноты. Он сказал:
— Я не знаю, звучит как-то совершенно бредово.
Я выругался, но Эли вытянул руку, останавливая меня, и мягко продолжил:
— Но я хочу посмотреть, что там. Блин, понимаете, если есть хоть маленький шанс, что Калев был нормальным, что он сделал это из-за...
Он снова замолчал, потом уверенно добавил:
— Из-за чего-то, то мы должны ее найти. Причину. Вы поняли, короче.
Я хлопнул в ладоши.
— Двое против одного!
— Что?
— Тройничок с твоей мамашей, Леви.
Я выключил компьютер, открыл шкаф и принялся искать фонарик.
— Мы с Эли пойдем на кладбище, — сказал я. — Посмотрим, что под спиралью.
— Ты имеешь в виду, — сказал Леви. — Что вы раскопаете могилу.
— Да, но эвфемизмы помогают мне примириться с этим. Эли, сгоняй в гараж и принеси садовую лопату.
— Макси, ты не можешь делать вид, будто это нормально!
Леви развернул меня к себе за воротник, и я уставился на него. Можно было пересчитать все веснушки на его носу, внести хоть немного ясности в происходящее, но я не хотел успокаиваться. Мне нужно было быть взвинченным, чтобы не бояться. Не бояться, что я неправ и, тем более, не бояться, что я прав.
— Вы не пойдете туда без меня, — сказал Леви.
— Ты не слишком хорошо выдерживаешь вид крови, так что прости. Это не я схватил припадок посреди кладбища.
— Макси, это могила. Могила Калева! Оставь ее в покое!
Я схватил пульт и включил телевизор на полную громкость, продолжив собираться.
— Нет, послушай меня!
— Нет уж, детка.
— В тебе вообще есть что-нибудь человеческое, Макси?!
— Мне говорили двое моих любовников, что мое сердце подобно золоту, но я не способен поделиться им с другими.
— Прекрати петь, это ужасно!
По телевизору показывали репортаж о гражданской войне в Либерии, где миротворцы Нового Мирового Порядка из чистого, комфортного западного мира стояли на страже спокойствия жителей, и я вспомнил статистику по поводу славных убийств и изнасилований, совершаемых нашими миротворцами по всему миру. Люди в бирюзовых касках, военные, которые убивают за мир во всем мире. Вот во что превращаются дети любви, когда не убьют в себе полицейского вовремя.
Значит так, там, где Новый Мировой Порядок еще не ведет войны, он ведет квази-войны, которые называет миром, как завещал Оруэлл. Новый Мировой Порядок, обладающий неизмеримо большим запасом ядерных боеголовок (о таком не могут мечтать Пакистан и Северная Корея, двое задротов на школьной вечеринке, которым остается смотреть вслед по-настоящему крутым парням), мог бы навязать свою волю практически любой стране.