Долбаные города
Шрифт:
Мы смеялись, а затем я понимал, каждый раз заново: часть Леви, очень-очень маленькая, даже и не заметишь пропажи, остается там навсегда.
— Мне приехать? — спросил я сейчас. Леви, я знал, хотя и не видел, покачал головой, затем вспомнил, что мы говорим по телефону и сказал:
— Неа. То есть, не сейчас. Родители опять ругаются. Ты приедешь вечером?
Я кивнул, и Леви это наверняка понял. Потом тоже вспомнил, что мы поговорим по телефону.
— Ага. Вечером. Смотри, чтобы они не развелись, а то я стану твоим папкой.
Леви начал ругаться, как мне казалось, с удовольствием, и я хотел ответить ему, но
— Кто вообще еще рассылает сообщения на почту? — спросил я не то у Леви, не то у зрителей моей трансляции. — Кроме родителей и педофилов?
Окошко всплыло и погасло слишком быстро, я не успел рассмотреть ни отправителя, ни тему письма.
— Если это какой-нибудь злодей, предлагающий мне что-нибудь сомнительное, вы узнаете об этом первыми.
— Макси, заканчивай уже свою трансляцию, — сказал Леви. — И расскажи мне, что происходит.
Я открыл почту с ощущением, что внутри меня разбился стакан (сложно объяснить, но, послушайте, все мы испытывали его хоть раз перед важным экзаменом или тревожным звонком). Я не знал, чем вызвано это чувство, но секунду спустя, взглянув на адрес отправителя, подумал, что интуицией. То есть, ящик-то был стандартный, гугловский, ничего необычного. Только вот адрес начинался со слова "суперсахар". Я, конечно, сразу все вспомнил, и отдалившаяся было история с голодным желтоглазым богом снова возникла передо мной. Тема письма, впрочем, была самая заурядная. Одно слово: привет! И этот наивный восклицательный знак в конце, как будто мне писала мама.
Я сказал:
— Дорогие друзья, трансляция на сегодня закончена, все, успевшие наделать скринов со мной, могут пройти к своим фотошопам. Спасибо-спасибо-спасибо.
Не став читать комментарии (хотя в тайне я надеялся, что меня призывают остаться), я прекратил трансляцию. Голос Леви был взволнованным:
— Что случилось?
— По-моему, мне написал Сахарок.
Я зажал телефон между плечом и щекой, взял банку с колой, все еще крепко сжимая мышку, не спеша отпил. Мне хотелось отложить встречу с Сахарком.
— Читай, — сказал Леви. — Там наверняка что-то важное.
— Новость о том, что его лишили дееспособности?
Я отставил банку с колой в сторону, перехватил телефон и понял, что дальше отступать некуда. Я начал читать сообщение вслух, надеясь, что это избавит меня от необходимости его осмысления:
— Макс, Макс, Макс!
— Он знает твое имя!
— Все теперь знают мое имя, Леви!
— А, точно, забыл. Читай дальше.
— Ты все правильно понял. Ты все понял неправильно. Но это неважно. Ты сказал это вслух, и что? Они превратили все в линейку комиксов. Макс Шикарски — малолетний шоураннер теории заговора, такой смехотворной, что ее не принимают всерьез даже в дурдоме.
— Он что отчитывает тебя?
— Или она. Слушай дальше. Добро пожаловать в игру, Ириска. Теперь ты знаешь, что будет дальше. Ты будешь развлекать их. Смешнее всего тем, кто знает — все правда. Почему тебе повезло? Зазор между правдой и программой. Попади туда, и ты станешь шоураннером. Хорошо. Хорошо, что это с тобой происходит. Я хочу, чтобы ты понял, насколько они могущественны. Ты — глупый маленький мальчик, если думаешь, что тебя не заметили. Они смотрят на тебя, его глаза смотрят на тебя. Я думаю так: ты нравишься ему. Но это не значит,
Тут я, конечно, вздрогнул. Все это могло быть бредом сладкого шизофреника Сахарка, но откуда он знал, что я видел Калева тогда, на съемках, и он был почти реален? Я откашлялся и продолжил читать.
— Они уже продали тебя. Ты будешь приносить им кровавые деньги. Но он может передумать в любой момент. Помни о том, что он может передумать. И тогда больше никакого золота. Никаких друзей. Никакого Макса.
Тут я истерически засмеялся.
— Что? — спрашивал Леви. — Что там дальше, Макси?
Я не мог остановиться, я все хохотал и хохотал. Наконец, мне удалось выдавить из себя:
— С уважением, Сахарок.
Тут Леви тоже засмеялся, и я подумал, что это определенно нервный смех, смех, который рождается в страхе.
— Слушай, ты же знаешь, что Сахарок — чокнутый. Не пиши ему ответ, ладно? В смысле не связывайся с ним, иначе он сожжет твою семью. Я серьезно. Помнишь маньячные пятницы?
То есть, некоторый период в наших коротких жизнях (примерно год, с двенадцати до тринадцати), когда каждую неделю мы завершали просмотром какого-нибудь подросткового слешера. Это здорово помогало контейнировать агрессию. Из фильмов о поехавших убийцах Леви вынес кое-что очень важное, сложившее его как личность. Одну простую мысль: любой может быть поехавшим убийцей. И это, блин, правда. Самое забавное в том, насколько это чистая правда.
Я быстро перечитывал сообщение Сахарка, тревога росла, и я закрыл окно.
— Ты думаешь это ничего страшного? — спросил Леви.
— Я не думаю ни о чем, кроме вагины твоей мамаши.
— Да заткнись ты!
— Леви, успокойся, — сказал я. — Все будет в порядке. Сахарок просто троллит людей в интернете, как и все мы на этой грешной земле. Я приду к восьми, ладно? Попробуй еще поспать.
— А если поехавший убийца убьет меня? Он упоминал, что ты видел Калева! Он все о нас знает! Мне конец!
— В это сложно поверить, Леви, но ты — не центр мира. Все будет в порядке, ты смиришься с этой мыслью. Отдыхай, я приду к восьми! К восьми, да!
Я положил трубку, выскочил из-за стола и принялся расхаживать по комнате. Услышав звонок в дверь, я закричал, затем сам себя подверг позору и пошел открывать. Из папиной комнаты доносился храп.
— Восславим Господа, — сказал я. — За "Ламотриджин", или что там заставляет тебя спать восемь часов в день сейчас?
Впрочем, был и другой вариант. Иногда папа храпел специально, чтобы мы думали, что он спит, а не решается убить себя. В последнее время, впрочем, папа правда пошел на поправку, теперь из вымоченной в слезах половой тряпки средней степени отжатости, он превратился в человека, который просто продолбал половину своей жизни, и от этого ему грустненько. Спускаясь по лестнице, я вдруг снова ощутил тревогу, задрожали руки и сложно стало глотать.