Долбаные города
Шрифт:
— Да нормально, — ответил Саул. — Все стало прикольнее, есть стикеры с моим изображением. Правда там мало эмоций.
— У тебя мало эмоций.
Мы опять немного посмеялись, и мне показалось, что я услышал еще чей-то смех. Обернувшись, я увидел кого-то вдалеке, было темно, так что мне осталось только рассматривать силуэт. Я до смешного медленно понимал, что это — Калев.
— Смех! Ты слышал смех?
— Вроде, — сказал Саул. Он крикнул мне вслед, когда я метнулся к Калеву:
— Макс!
Я невовремя вспомнил
— Ты слышал? Слышал?
Я остановился, понимая, что дальше идти нет смысла.
— Смех, — сказал Саул. — Как в ситкоме. Да? Такой не очень душевный.
— Не очень душевный, — согласился я.
Тут я понял нечто очень важное. Хотя силуэт явно принадлежал Калеву (его рост, его фигура, его манера чуть горбить плечи), смех совершенно точно был чужой.
— Это Калев, — сказал я. Саул встал позади, заставив меня вздрогнуть.
— Странно, что ты не орешь.
— Я его уже видел. На шоу. Один раз.
— И ты не знаешь, как это объяснить?
— Я поехавший.
— Удобно.
Некоторое время мы постояли рядом, и я отчаянно вглядывался в темноту. Я подумал: а может Калев недоволен тем, что мы паразитируем на его трупе? Леви бы эта метафора не понравилась. Я сказал:
— Мне нужно зайти к Леви.
И неожиданно предложил Саулу пойти со мной. Он кивнул. Мы двинулись в сторону дома Леви не торопясь. Саул рассказывал мне о каких-то редких растениях, которые, согласно его справочнику, растут в Ахет-Атоновском лесу.
— Вот бы дождаться лета, — говорил он.
Я задумчиво кивал, думая о Сахарке, о Калеве, о съемках, во время которых я чувствую себя обнаженным, о припадках, и обо всем тревожном за последнее время. В доме Леви свет горел только на кухне.
Дверь нам открыла миссис Гласс. У нее были заплаканные глаза. Тут у меня, конечно, сердце упало так далеко вниз, что я приготовился почувствовать его в желудке.
— Леви! — выдавил из себя я, поняв что на целый большой вопрос меня не хватит.
— Здравствуйте, — сказал Саул. Я бы посмеялся над этим бессмысленным приветствием, но не смог.
— Леви в больнице, — сказала миссис Гласс. Ее голос был хриплым, она не только много плакала, но и много курила.
— У него эпилептический статус?!
Как я надеялся, что она ответит что-нибудь вроде "аппендицит". Миссис Гласс смотрела на меня с пару секунд, словно не понимала, о чем я говорю. Затем медленно кивнула.
— В какой он больнице?
— К нему сейчас нельзя, ты ведь понимаешь, Макси? Я обещаю, ты скоро его увидишь. Когда все будет в порядке.
Тут я, как в кино, отметил сразу две вещи. Во-первых, его чрезмерно тревожной
— Можно нам зайти? — спросил я. Миссис Гласс неуверенно кивнула, отошла, впуская нас в светлую, теплую гостиную. Но это не принесло никакого облегчения. Мне казалось, что внутри меня все заледенело. Я мог, с тщательностью сериального детектива, постановить две вещи: миссис Гласс что-то скрывала, а Леви был в порядке. И все-таки она плакала.
— Будете чай? — спросила миссис Гласс. У меня было странное ощущение. Она хотела, чтобы мы ушли, и в то же время хотела, чтобы мы остались.
— Да, пожалуйста. Мы можем вам чем-нибудь помочь? — спросил Саул. Он, казалось, ничего не замечал. Это-то понятно — Саул не знал Леви и его мать так же (близко) как я.
Миссис Гласс приготовила нам пряный чай, в котором плавали звездочки аниса, и мы сели за стол на кухне.
— Мед? — спросила миссис Гласс. Я заметил, что руки у нее дрожат.
— Да, пожалуйста, — повторил Саул, а я смотрел в темную, чайную глубину, и отчего-то меня посетила совершенно иррациональная мысль о крохотном трупе, который просто обязан выплыть из нее. На вкус чай оказался приятным, согревающим, чуточку терпким, и я забыл о секундном отвращении.
— Все будет хорошо, в больнице ему помогут, вам не о чем волноваться, мальчики, — сказала миссис Гласс. И я подумал: какая вы плохая актриса, солнышко, даже мне стыдно. Я вылавливал чайной ложкой звездочки аниса и отправлял их обратно.
— Хорошая у вас кухня, — сказал Саул.
Ну, да. Новейшая бытовая техника и тяжелый старинный стол. Что-то новое, что-то старое, что-то взятое взаймы, что-то синее.
Византийски-синим был сервиз, а вот со взятым взаймы возникли проблемы. Может, поэтому родители Леви так часто ругаются? Этот союз просто не может быть счастливым. Я заметил, как пристально смотрит на меня миссис Гласс. О таком вот взгляде я мечтал долгое время, но сейчас он был знаком опасности. Я подумал, что наблюдать нет смысла. Я не долбаный Шерлок Холмс, чтобы понять что-то по складке на ее юбке или искусанным губам. Я сказал:
— Расскажите мне, что происходит! Что с ним?! Я, блин, должен знать!
Я почти закричал, и в тишине кухни, в эпицентре неловкого молчания, вышло у меня внушительно. Миссис Гласс вздрогнула, ее тепло-темные, большие глаза распахнулись еще сильнее. Саул сказал:
— О, так он не в больнице, — и словно бы совсем не удивился. Миссис Гласс молчала, но шевелила губами, словно бы сублимировала речь.
— Вы что серьезно думаете, что я поверил? Будь Леви в больнице, вы бы уже сползали по двери, ведущей в реанимацию, вниз! Он не в больнице! Но где он? И почему вы плачете?!