Дольчино
Шрифт:
— Значит, я не ошибся, ты предводитель подлых наёмников, что помогают верчельским сеньорам.
— Но, но, выбирай выражения, — миролюбиво возразил капитан. — Неизвестно ещё, много ли им будет пользы от нашей помощи.
— Что ты хочешь сказать? — удивлённо спросил апостольский старейшина.
— Хочу сказать, не следует раньше времени ругать союзников.
— Ты собираешься стать нашим союзником? — Лонгино Каттанео пристально посмотрел на пленника.
Не моргнув глазом, капитан стрелков разгладил рукой бороду и спокойно сказал:
— Я
— Но чем ты можешь доказать, что не предашь нас?
— Разве то, что я здесь, не доказательство? — невозмутимо ответил Амброджо. — Или полагаешь, я сдался в плен, испугавшись твоих молодцов? — Капитан презрительно окинул взглядом конвоиров. — Спроси лучше моих стрелков, почему им вздумалось быть вашими союзниками.
В сбивчивых выражениях два других пленника поведали о случившемся. Выслушав их, братья отошли от костра и стали совещаться.
— Похоже, они говорят правду, — пробормотал Лонгино Каттанео. — Надо рискнуть, в нашем положении выбирать не приходится.
— Грех упускать такую возможность! — подхватил Паоло. — Да и что мы теряем? Даже если они решили выманить нас отсюда, всё равно лучше начать бой сейчас, чем ждать, пока подойдут савойцы.
Последний довод окончательно склонил старейшину.
— Хорошо, капитан, мы принимаем предложение. Но помни: если ты обманул нас, второй раз от моей секиры не уйдёшь.
— Отлично! — обрадовался предводитель стрелков. — Ещё одно маленькое условие, и дело можно считать улаженным.
— Какое ещё условие?
— Не волнуйся, я требую безделицу. Думаю, ты не станешь возражать, если мы пожелаем распорядиться по-своему головой тирольского барона.
— Против этого трудно возразить, — засмеялся Лонгино Каттанео. — Все рыцари, захваченные твоими стрелками, будут вашей добычей.
— Вот и превосходно! Клянусь девой Марией, ты славный малый! Но поспешим, нельзя терять время. В полночь мои люди ждут нас.
Приказав вернуть пленникам оружие, Лонгино Каттанео распорядился без шума разбудить братьев и отозвал в сторону Паоло:
— Скачи к Дольчино, пусть поднимает Гаттинару. Что бы ни случилось, через час мы атакуем верчельцев.
Вскоре на вершине холма послышались приглушённые голоса команд, топот, позвякивание оружия. За несколько минут все были на ногах и собрались на площадке у костра. Обойдя ряды бойцов, Лонгино Каттанео поднял руку и показал на стрелков:
— Братья, господь посылает нам помощь. Вот наши новые союзники. Они взялись провести нас в логово верчельцев. Воспользуемся же божьей милостью!
Закончив краткую речь, старейшина дал приказ выступать. В полной тишине отряд осторожно стал спускаться с холма.
В шатёр верчельского кондотьера ворвался приор бенедиктинцев отец Фаустино:
— Пресвятая богородица!.. Вставай, рыцарь! Лагерю грозит гибель!
Саломоне Коккарелло приподнял голову с кошмы.
— Говори толком, не трясись! Что
— Что случилось! Вы ещё спрашиваете… Я предупреждал. Жадность немцев погубит всех.
— Может быть, ты скажешь наконец, в чём дело? — спросил верчелец. — Вокруг, слава богу, тихо.
— Тихо?! Это тишина перед бурей! Мне донесли, что люди Амброджо собираются расправиться с Альбрехтом фон Кагелем и другими дворянами.
— И ты будишь меня из-за болтовни этих мошенников, — насмешливо прервал его старый воин. — Да германские рыцари одни могут перевешать всю их шайку.
— Вы ещё не знаете главного, — простонал приор. — Негодяи хотят впустить сюда еретиков.
— Вот как! — быстро поднимаясь, воскликнул Коккарелло. — Что же ты молчал? Надо схватить предателей!
— Это невозможно! — возразил священник. — Если напасть на них ночью, их поддержат ваши ополченцы. К тому же каждую минуту могут нагрянуть патарены.
— Клянусь кровью Иисуса, не ждать же, пока бунтовщики нападут первыми!
— Ещё можно предотвратить беду. Важно выиграть время, — сказал Фаустино. — Заставь поскорей барона освободить пленников, и я уговорю стрелков отказаться от их намерений.
— Пропади они пропадом, ты прав! Эй, паж, позвать ко мне тирольского барона! Да пусть поторопится.
Пока слуги и оруженосцы облачали кондотьера в доспехи, вернулся смущённый паж.
— Ваша милость, барон не хочет вставать. Он сказал, кто в нём нуждается, пусть сам приходит.
— Упрямый бес! Мы теряем драгоценные минуты! Буди рыцарей, я поговорю с немцем.
В сопровождении солдат предводитель крестоносцев направился к палатке барона. Альбрехт фон Кагель встретил его у входа:
— Чем могу служить высокому гостю?
— Почему ты не явился на зов? — строго оборвал тирольца Коккарелло. — Сейчас же выпусти взятых тобой стрелков.
— Himmel und H"olle! [35] Чтобы я освободил воров! Объясни, что это значит!
— Теперь не время объяснять, барон! Делай, как я велю, иначе пожалеешь!
35
Ад и небо! (немецкое ругательство)
— Я никогда ни о чём не жалею, — надменно возразил Альбрехт фон Кагель. — С этими скотами поступлю так, как они того заслуживают. Кто может заставить меня отступить от рыцарского слова?
— Тогда пеняй на себя! Ты затягиваешь петлю на собственной шее.
Старый полководец махнул рукой и повернулся назад. В этот момент со стороны храма донеслись тревожные крики и звон мечей. Проклиная спесивого германца, кондотьер поспешил к своим.
Благодаря бдительности приора многие верчельские воины были уже на ногах и успели вооружиться. Наскоро построив людей в боевую колонну, Коккарелло повёл их к храму, откуда всё сильней доносился шум.