Долг
Шрифт:
Я чувствую головокружение. Рот словно набит ватой. Я даже не могу сформулировать слова для ответа.
Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, боже, — думаю я. — Позволь мне жить. Прошу прощения за все. Прости за Кристину. За маму, за отца. Прошу прощения за все, что я сделала не так.
— Теперь видишь, — продолжает мужчина, его голос надламывается. — Они тоже увидят. Я был создан для этого. Другими людьми, не нашими. Но все равно, правда, ведь? Все то же самое. И теперь ты знаешь.
Его палец двигается на курок.
Мое
Мне невыносимо жаль.
Раздается выстрел, настолько громкий, что практически оглушает меня.
И повисает тишина.
Смертельная тишина.
А затем слышен вопль. Крик.
Грохот металла на тротуаре.
Такое чувство, словно я слышу все это под водой, но все равно слышу.
Я жива.
Открываю глаза как раз в тот момент, когда мужчина начинает пошатываться на ногах, ружье лежит на земле рядом, его ладонь открыта и тянется к оружию. Мои глаза скользят к его груди, кровоточащей ране над его сердцем.
Мужчина покачивается, а затем падает, словно спиленное дерево.
Мертвый.
Внезапно, мир оживает. Среди криков приходят резкие звуки власти, контроля, безопасности.
— Мисс, помощь здесь, — говорит голос, мельком вижу полицейскую форму. — Оставайтесь с нами.
Не уверена, что могу.
Глава 1
Джессика
Эдинбург
Шесть недель спустя
— Уверена, что справишься? — глядя на меня щенячьим взглядом, спрашивает Кристина.
Я испытываю соблазн оттолкнуть ее костылями, что мне хочется сделать с того самого дня, как они у меня появились. Назовите это сестринской любовью или как хотите.
— Я в порядке, — говорю ей, глядя в небо и щурясь на солнце. Несмотря на то, что сейчас сентябрь, и Эдинбург, как правило, в это время года готовится к долгой и мрачной зиме с помощью непрерывных дождей и пасмурного неба, сейчас тепло и солнечно, а небо ясное. Вероятно, сегодня один из последних прекрасных дней в году, и мне хочется удержать его и сохранить в памяти на потом.
Я вздыхаю и смотрю на сады на Принсес-стрит. В городе по-прежнему много туристов, хотя, по мере приближения осени, их количество сокращается. Зеленая трава вот-вот исчезнет, как только толпы сейчас работающих людей хлынут на улицу. Если они не устроят пикник в парке, глядя на замок мечтательными глазами, то оккупируют уличные магазины, ища способы потратить свои с трудом заработанные деньги, или наполнят бары, чтобы выпить по кружечке пива.
Волна безнадежности проникает в сердце. Я бы все отдала, чтобы вернуться в те времена, когда в теплый пятничный вечер ощущала привычный комфорт и волнение. Теперь я просто завидую жизням вокруг. Я даже не могу пойти в «Зару», не вздрагивая при этом от страха из-за воспоминаний. Не уверена, что когда-нибудь вообще буду на это способна.
Да, я знаю. Когда кто-то переживает шокирующую трагедию, в результате которой его жизнь разваливается, последнее, что люди хотят слышать - бесконечный скулеж и вечные причитания. Я очень стараюсь
Вот почему я не могу просто поддастся страху и жалости. Я этого не допущу, даже если моя сестра или Пола думают, что вполне нормально погрязнуть в этих чувствах и злиться. Они нянчатся со мной, боясь, что я сломаюсь, но этого не произойдет.
Три недели назад меня выписали из больницы, и, как только я вернулась в Эдинбург, к той жизни, которая у меня была - в тот самый момент, когда моя жизнь рухнула - я начала обращаться за помощью. Не только для тела и ноги, которые никогда не будут прежними, но и для моего сердца и разума. Каждый вечер вторника в местной церкви я посещаю группу ПТСР для пострадавших от травм. Сегодня вечером будет моя третья встреча с ними, и я чувствую, что буду посещать эти встречи еще долгие годы.
— Просто не могу видеть тебя такой, — вытирая глаза, говорит Кристина. С тех пор, как все случилось, она в полном раздрае, и справляется со всем хуже, чем я. Что лишь заставляет меня изображать еще большую храбрость и притворяться, что все в порядке, даже если это не так. Если я много раз повторю ей эти слова, возможно, и сама поверю в них.
— Не могу просто наблюдать, как ты хромаешь по дороге в церковь, — говорит она. — Я могла бы, по крайней мере, проводить тебя до места. Что, если ты упадешь?
Я много падаю. Не могу винить ее в том, что она ошибается. Я не предвидела такое, что мне придется учиться падать, мое тело будет покрыто синяками, и что подняться иногда не просто больно, а порой и невозможно.
Ах, да, еще и тот факт, что мой парень Марк, с которым мы встречались три года, бросил меня, пока я была в больнице. О, и что я потеряла работу преподавателя в студии йоги, потому что, черт возьми, я еще не скоро буду заниматься йогой. И тогда мне пришлось переехать к сестре и ее мужу, потому что я больше не могла жить с Марком.
Не ожидала, что так выйдет. Милое дополнение к тому, что меня подстрелил террорист.
— Если упаду, какой-нибудь красивый мужчина придет мне на помощь, — говорю я, поспешно заправляя волосы за уши.
— Надо вызвать тебе такси, — продолжает она, кладя руку на мою.
— Кристина, — предупреждаю ее, посылая фирменный взгляд старшей сестры, который совершенствовала на протяжении многих лет, — я в порядке. Если бы я хотела взять такси, я бы взяла такси. Путь не долгий, и, если я не научусь справляться сама, как я вообще буду передвигаться самостоятельно?
Она расстроенно морщит нос.
— Просто я беспокоюсь о тебе.
— Все со мной нормально, — раздраженно замечаю я. — Позволь пойти на встречу пешком. А обратно я вызову такси.
— Ладно, я тебя заберу, — быстро говорит она. — Буду на месте к восьми.
Я вздыхаю.
— Если ты настаиваешь. Но после встречи я собиралась пойти в бар с одной знакомой, он находится через улицу. Так что, тебе лучше приехать к девяти тридцати.
Она кивает, и я знаю, если прямо сейчас не похромаю прочь, она силой затолкает меня в такси. Кристина может быть моложе и немного ниже меня (а я никак не высокая), но у нее есть характер, дающий ей сверхчеловеческую силу.