Долг
Шрифт:
Поднимаю второй бокал.
— Мне надо допить пиво. А может быть и то, что осталось от твоего.
— Не знаю, куда в тебя столько влезает.
— Ходьба на костылях лучше любой тренировки, — говорю ей. — Словно передвижной пилатес.
— Тогда увидимся на следующей неделе, — отвечает она, затем стучит пальцами по столу. — О, и в воскресенье будет праздник, если ты все еще хочешь пойти.
— Я подумаю, — говорю ей. Она упоминала о маленьком музыкальном фестивале, который проходит на окраине города. Какой-то фольклорный жанр музыки, к которому у меня нет никакого интереса, и нельзя забывать, что к вечеру воскресенья
Она машет рукой и уходит, а я откидываюсь обратно на стенку кабинки. Потягивая пиво, смотрю на стол Джерарда Батлера. Кружка пива там, наполовину полная, но его нет.
На этот раз я чувствую небольшое разочарование. Пока Анна болтала, я не особо обращала на него внимание, и это, вероятно, к лучшему. Мне необходимо сосредоточиться на других вещах.
Например, на том, как сходить в туалет.
Я громко выдыхаю, ненавидя тот факт, что мне нужно встать. Как жаль, что в прошлом я причитала о том, что мне надо вставать, понятия не имея, как мне повезло, что мои ноги могли функционировать. И я могла свободно перемещаться без помощи костылей, не глотая таблетки каждое утро и ночь, пытаясь подавить боль.
Но я мирюсь с этим. Я должна. Просто забиваю на остальную часть своей жизни. Не жалуйся, не обижайся, не бойся, не сердись, не грусти. Просто смирись и живи с этим.
Теперь в пабе не так уж много народу, всего несколько человек у бара и еще пара за столами. Хорошо. Значит, на меня будут меньше смотреть. Раньше я уже заметила нескольких человек, которые глазели на меня так, словно узнали.
Я пробираюсь по кабинке до тех пор, пока обе ноги не показываются из-под стола, затем хватаю костыли. Осторожно, пытаясь не опрокинуть свой напиток, использую стол для равновесия, а затем, когда стакан начинает качаться, угрожая разлить пиво, переношу вес на здоровую ногу, пресс напрягается, когда я пытаюсь встать.
Я не могу удерживать равновесие так, как надо, хотя и отставляю костыли в сторону, пытаясь устоять, когда начинаю падать влево.
И словно вижу будущее в замедленном темпе. Костыль заскользит, слишком большой вес и импульс переместятся на мою левую ногу, и я не смогу выпрямиться. Я упаду и, пытаясь остановить себя, вероятно, сломаю запястье, если не ударюсь головой о боковину кабинки.
Я закрываю глаза, проглатывая крик, надеясь, что смогу упасть тихо, словно опуститься на облако, и что никто вокруг меня этого не заметит.
Затем ощущаю сильную хватку на левой руке, удерживающую меня от падения.
Я ахаю и резко открываю глаза, глядя на своего спасителя.
Мужчина, которого я заметила, рядом со мной, пристально смотрит на меня, его рука вокруг моего бицепса не позволяет мне упасть.
— Я держу тебя, — говорит он, у него хриплый акцент. Возможно, он из Глазго. Голос глубокий и изумительно насыщенный, словно сливки.
Я не могу даже сформулировать предложение, поэтому он тянет меня, пока я не встаю прямо, хорошо держась на ногах, его рука действует как костыль.
— Падение было бы неприятным, — продолжает он. А я все смотрю на него, словно идиотка. Он высокий, по крайней мере, шесть футов два дюйма [1] ,
Большой, сильный, мускулистый гигант. У парня плечи, как горы, он сложён словно танк. Неудивительно, что он способен удержать мое тело одной рукой.
Тебе необходимо использовать слова, — быстро напоминаю себе.
1
188 см.
2
160 см.
— Спасибо, — удаётся сказать мне. Затем, закрывая глаза, качаю головой. — Было бы действительно неловко.
— Неловко? — повторяет он. — Вы бы точно причинили себе вред. — Его тон взволнованный, практически покровительственный.
Я открываю глаза и улыбаюсь ему самой открытой улыбкой.
— Ну, как видите, я уже причинила себе вред.
Он кивает и смотрит на гипс на моей ноге. Я в леггинсах капри и длинном, полосатом свитере. В эти дни я всегда ношу платья и шорты, что довольно иронично, учитывая, что после того, как на следующей неделе снимут гипс, не думаю, что снова буду спешить показать всем свою ногу. Видимо я даже не узнаю ее. Лишь мысль об этом пугает меня до чертиков.
— Это хорошая история? — спрашивает он.
— А?
— Твоя нога, Рыжик, — говорит он. — Обычно к сломанной ноге всегда прилагается хорошая история.
Натянуто улыбаюсь ему, хотя и чувствую облегчение. Это означает, что он не знает, кто я, не видел меня в новостях, снятую на дрожащую камеру телефона или мою фотографию с премьер-министром, когда он навещал меня в больнице.
— История долгая и не очень хорошая, — заверяю его. — Но, спасибо. Со временем ко всему привыкаешь.
— Готов поспорить, — говорит он, и на мгновение в его глазах видна боль. Но он улыбается очаровательной улыбкой. — Куда ты шла? Я тебе помогу.
— Все нормально, — быстро говорю я.
Какое-то время он изучает меня, и я стараюсь сохранять беззаботный вид. Затем мужчина берет другой костыль и держит его.
— Позволь помочь тебе, — снова предлагает он.
Я вздыхаю, закатывая глаза. Не хочу, чтобы незнакомцы помогали мне, и в то же время польщена его заботой. В отличие от мужчин, сидевших на улице, в этом мужчине нет ничего хищнического. Он великолепен, это факт, и сложен как мужчина, о котором я могу лишь мечтать. Но от него исходит искренность, которую я не могу игнорировать. Может быть, это всего лишь мои гормоны, мое разбитое сердце, благодарность за, своего рода, отвлечение от этой новой жизни. Как бы то ни было, я не жалуюсь.
Но все же упрямлюсь.
— Мне не нужна помощь, — говорю ему, хотя, стоит словам вылететь, я тут же жалею о них.
Он поднимает бровь.
— Я не говорю, что тебе нужна помощь, Рыжик. А прошу позволить помочь тебе.
Прищуриваюсь, глядя на него.
— Рыжик? Не уверена, что мы знаем друг друга настолько хорошо, чтобы использовать прозвища.
Он ухмыляется.
— Но я ведь не знаю твоего настоящего имени, так ведь? Но знаю, что ты маленькая и у тебя огненная шевелюра.