Долгая дорога домой

Афанасьев Александр

В караулке граф Ежи привел себя в порядок — умылся несколько раз с мылом, кое-как вымыл голову над рукомойником, побрызгал на себя «дежурным» одеколоном, единственным ароматическим достоинством которого было то, что он напрочь отшибал любые другие запахи, даже сильные. Побрился безопасной бритвой — не слишком опрятно, но и так сойдет. Кое-как привел в порядок одежду, шагнул в вестибюль…

Улицу в то время еще не перекрыли. Демонстранты уже собирались, до поры до времени

они скрывали свои намерения, чтобы не разогнала полиция — он их не заметил, и они, что немаловажно, его — тоже.

И на припаркованный прямо напротив здания штаба округа большой лимузин «Вольво» с затемненными до черноты стеклами и гербовым, «с орлом» пропуском на лобовом стекле он тоже не обратил внимания — ни он, ни охрана.

А стоило бы…

— Пан Комаровский, вас ожидают… — сказал дежурный офицер, майор с фамилией, которую граф Ежи никак не мог запомнить, и в очках в тонкой золотой оправе. — Я открыл кабинет…

На последние слова граф Ежи резко остановился.

— Кто ожидает?

— Велели не сообщать.

Понятно…

Собственно говоря, граф Ежи и не удивился, увидев в своем кабинете сухощавого, с иголочки одетого пана Збаражского из «безпеки войсковой». Он нервно ходил по кабинету, услышав, как открывается дверь, продолжал ходить.

— Доброго здоровья, пан Збаражский. — Мутная волна злобы на этого человека просто душила, не давала жить.

— Доброго здоровья и вам, — буркнул Збаражский, — зачем вы это сделали?

— Затем, что нечего!

— Что значит — нечего? Вы понимаете хоть, что вы натворили?

— Я всего лишь покарал подлеца и ублюдка.

Збаражский вышел из себя — он резко хлопнул ладонью по столу, граф впервые видел, чтобы разведчик был в таком состоянии. В замкнутом стенами помещении это прозвучало как выстрел.

— Всего лишь? Всего лишь?! Вы так спокойно об этом говорите, что, право, — мне становится страшно.

— А мне становится страшно, пан полковник, оттого что мы видим зло и ничего не делаем, чтобы покарать его!

— Работа полицейского заключается в том, чтобы разматывать клубок до конца, а не отрывать от него первую попавшуюся нить! Вы должны были втереться к нему в доверие и узнать, с кем он работает, кто поставляет ему наркотик, кто связан с ним! Вот что нужно было сделать, нам нужна вся банда, а не только профессор!

— Это я как раз узнал… — мрачно произнес граф. — вам известен некий пан Жолнеж Змиевский?

Збаражский остановился, повернулся к графу:

— Кто?

— Жолнеж Змиевский. Этот пан, судя по словам профессора, промышляет наркоторговлей по-крупному. Профессор работает на него. И более того — по мнению пана Ковальчека,

пан Змиевский является сотрудником полиции или спецслужб.

Збаражский все более успокаивался.

— Он сам вам об этом сказал?

— Да, сам. Вы знаете пана Змиевского?

— Нет, но узнать будет нетрудно. И все равно — вам не стоило его убивать, теперь у нас нет свидетелей против этого Змиевского, придется начинать все с начала.

— Простите… — графу Ежи показалось, что он что-то недопонял.

— Нет свидетелей, говорю. Возможно, вы считаете, что беспека может хватать людей, каких ей вздумается, но это далеко не так. Над нами есть надзирающий спецпрокурор, и мы тоже подчиняемся закону. Этот Змиевский — что я ему теперь предъявлю? Ваши слова? Со слов покойного пана профессора Ковальчека? С чужих слов — не примет не один суд.

— Да я не об этом… что значит… покойного пана Ковальчека?

— Да то и значит! Зачем вы его убили?!

— То есть, как так — убил? — снова не понял граф Ежи. — что значит убил? Я его просто избил, а не убил.

Теперь недоуменный взгляд бросил на собеседника пан Збаражский.

— Нормально вы его избили. Вы его застрелили, его обнаружили мертвым. Убитым из пистолета!

— Я его не убивал!

Пан Збаражский покачал головой.

— Спокойнее, мы не в полиции. Я не прокурор и не судья, убили — ну, что поделаешь…

В следующую секунду граф Ежи сделал два шага вперед и схватил пана Збаражского за грудки, тряханув его, как охотничья собака подстреленную утку.

— Я его не убивал, слышишь, ты, курва!! Не убивал!

— Отпустите! — приказал пан Збаражский, не меняя выражения лица.

Граф оттолкнул от себя разведчика, так что, если бы не стол, тот упал бы на пол.

— Я его не убивал, — глухо повторил граф, начиная понимать, что произошло непоправимое.

— Тогда кто? — ответил пан Збаражский, приводя одежду в порядок.

— А я знаю?! Этот ублюдок торговал наркотиками! Кокаином — я у него больше килограмма в унитаз высыпал! Его любой мог грохнуть, любой! Когда я от него уходил, он был еще жив, понимаете, жив! Я ему сказал, что убью, если он еще раз подойдет к Елене или снова начнет торговать, и ушел! И все! Вот, смотрите!

На пыльную, неприбранную поверхность стола грохнулся укороченный наган.

— Посмотрите! У меня был этот наган, я ему им пригрозил! Ткнул стволом в зубы и сказал, что вышибу мозги! Но я не стрелял — видите, все семь патронов в барабане.

— Ну… можно было и перезарядить.

— Понюхайте! Из него не стреляли лет пятьдесят!

Пан Збаражский достал из кармана пиджака платок, навернул на руку, поднес револьвер стволом к носу, понюхал…

— Действительно… курва блядна…