Долгая дорога домой
Шрифт:
Сербское поселение обезлюдело, это сразу было заметно. На улице почти не видно детей, не играла музыка. На многих домах были подвешены черные вымпелы и флаги — знак скорби по ушедшим из жизни.
Божедар стоял на посту, бледный и осунувшийся за эти дни, на щеках горел лихорадочный румянец. Он похудел, черты лица заострились, в глазах появилось несвойственное ему выражение — жестокости и неукротимой злобы.
— А, паны казаки… Здорово дневали… — поприветствовал он свернувший к населению «Егерь».
— Дело есть, — сухо проронил сотник, — садись до машины.
Божедар
Над домом Радована, в отличие от многих других, траурного флага не было. Не горела и кузня — потому что хозяина не было, и ковать ограды и железные розы было некому.
— Скажи, что хотел сказать, — произнес Велехов, глуша мотор.
— Скажу, что нечестно вы поступаете, русы! Как за вас — так все сербы горой. А как наша беда — так вы в стороне!
— Все сказал?
— А что — не так?!
— Спрашиваю — все сказал?
— И того достаточно!
— Тогда меня послухай, уважь возраст, — я вдвое старше тебя как-никак. Ваша война — не ведет ни к чему. Усташей больше, чем вас. Живите — есть земля. А то, что вы туда пошли, — в том мы не виновны, сами собрались и двинули! Сами солили — самим теперь и хлебать! Понял?
Серб не ответил.
— Пошли в дом — там погутарим.
Странно, но не лаяла даже собака. Здоровенный Вук лежал у конуры, уставившись непонятно куда.
— Кормил хоть? — с укором спросил сотник.
— Кормил. Не ест. С той поры — и не ест ничего.
Собака, а чувствует…
В доме на всем тонкий слой пыли. Дом был нежилым, это сразу чувствовалось теми, кто туда входил. Не было в нем больше жизни.
— Ну вот, и поговорить добре…
Сотник по-хозяйски прошел к столу, за которым недавно дневал с хозяевами, рукавом смахнул пыль.
— Как жить дальше думаешь?
— Как жить — воевать! Я их рвать буду, только потом — жить. А если Богоматерь не заступится, там и лягу с честью.
— Один?
— До доброго дела — охотники найдутся.
— Ну… тогда и меня с казаками… в охотники записывай.
Божедар недоверчиво посмотрел на сотника.
— Окстись.
— Вот тебе истинный крест, — сотник широко перекрестился, повернувшись на образа.
— Тогда…
— Тогда, — сотник не дал договорить, — с умом надо все делать! Ты думаешь, там тебя не ждут, друже? Ждут, и еще как… Там волкодавы. Они знают, что ты мстить пойдешь. А надо… бить по больному, там, где они не ждут. Давай зови сюда свое войско. Гутарить все вместе будем.
Войско и в самом деле производило впечатление. Более чем.
Сотник посмотрел на сербов. Цыкнул зубом.
— Божедар — на баз зараз выйдем. Погутарим.
Вышли. Уже стемнело… да только в редком доме сербского поселения горели окна. Темно было в сербском селе.
Серб вопросительно смотрел на сотника.
— Ты — в уме? — начал Велехов.
— А что?
— Ты кого подбиваешь туда идти? То ж дети!
— Да они ходили, кто и не по разу! — мгновенно завелся Божедар.
— Им сколько лет? — перебил сотник.
—
— Вот пусть и сидят Жельо с Мартином — дома. Там не детский сад. Там нейтралка, а за ней — лес. Там, где ты — зверь, а есть и охотники.
— Так не раз же… — не отступал Божедар.
— То вы со взрослыми ходили. А не одни. Разница есть. Я грех на душу брать не собираюсь, пусть дома сидят. Четники, блин!
— Сами пойдем!
— Схватим — выпорем, — припечатал сотник, — вот те крест, схватим и выпорем. Я за другое. Ты знаешь кого… там, кто бы оружие в руках держал?
— Знаю, — смутился Божедар, — ты к чему говоришь, пан казак?
— Да к тому. Мне там люди нужны, понимаешь — люди!
— Найдутся люди!
— А точно? Смотри… там не до шуток будет. Ваших — сдал кто-то. ХауптКундшафтШтелле — знаешь, что такое?
— Знаю… — помрачнел Божедар, — добраться бы.
— Не загадывай. Кубыть и доберешься. Завтра утром скажешь — едем или нет. Только надежные люди нужны… хотя и сами проверим.
— Будут люди. Им только оружие нужно — все возьмутся.
— За всех никогда не говори. Говори — за себя. А оружие найдется, сам знаешь. И немало…
30 июня 2002 года
Висленский край, Варшава
Здание штаба Висленского военного округа
А вот графу Ежи Комаровскому — повезло. Он и сам не знал, как, но повезло. Потом, правда, узнает — и проклянет все на свете, оставшись совершенно один в этом мире.
Как ни странно, он исчез с горизонта на два дня по одной простой причине — он искал Елену. Не найдя ее ни в одном из клубов и злачных мест Варшавы, Ежи решил ждать ее у дома, рассудив, что рано или поздно она там появится. Припарковав машину на стоянке, он молча, терпеливо ждал, час за часом. Дважды он выходил, чтобы купить немного еды и сделать другие дела, какие возможны. И лишь рано утром тридцатого он проснулся, посмотрел в зеркальце заднего вида, увидел себя — грязного, заросшего неопрятной щетиной, всклокоченного — и понял, что так нельзя.
Ближайшим местом, где можно было привести себя в порядок и где бы его пустили — было здание штаба округа, там был, по крайней мере, рукомойник и «дежурная» бритва, потому как офицеры из странствий возвращались в самом разном виде, а устав требовал от них пребывать в виде опрятном. И если на удаленном полигоне на это внимание не особо обращают, то в здании штаба округа извольте соответствовать.
Машину он припарковал недалеко от здания штаба, благо по раннему утру места для парковки были. Металлодетектор среагировал на наган в кармане, но у него в удостоверении написано «с правом ношения оружия», и потому внимания на наган не обратили. Только принюхались — нахождение офицера в людных местах в нетрезвом состоянии и при оружии считалось проступком и влекло за собой взыскание. Но спиртным от графа Ежи не пахло, пахло много чем другим — и пахло омерзительно.