Долгая дорога к храму (рассказы)
Шрифт:
— Герман Петрович! — громко включился селектор. — К вам Виктор Плешко. Говорит, по срочному делу.
— Слушай, заткнись, а! — вырвалось у Германа, вздрогнувшего от неожиданно громкого голоса секретарши. — Я же сказал: занят! Нет меня и не будет сегодня. Вызови мне машину.
— Хорошо, хорошо! — сказала она и отвлеклась на другой звонок, забыв выключить связь с шефом. И Герман услышал ее голос дальше: — Господи, так бы и сказал, что полные штаны…
— А кто там у него? — донесся из селектора голос Плешко.
— Да
— Шуточки! Милицию вызывали?
— Я — не. А он не знаю. Заперся же, видишь? Трухнул, наверно. Сидит там, подмывается что ли?
«Сучка! — проскрипел зубами Герман. — Сегодня же к такой матери…»
…Я к начальнику! — бросил Герман дежурному и повернул, было, на лестницу, но тут же уперся в перекрывший ему путь металлический штырь.
— Ко мне, гражданин! — окликнул его дежурный. — У нас так не ходят. Кто вы такой и по какому вопросу?
— Я — председатель областного теле-радио-комитета, и — по личному! — с вызовом от еожиданного препятствия ответил Герман.
— По личным вопросам начальник принимает по четвергам с шестнадцати часов. Поднимите глаза — здесь все написано, — сказал дежурный таким тоном, будто не расслышал, кого он так бесцеремонно остановил.
— Ну, доложи ему, капитан, если он здесь, кто к нему идет.
— А кто к нему идет? — переспросил дежурный.
— Я же представился. Слушать надо, капитан! — начал терять терпение Герман.
— Мне слушать мало. Документы ваши, гражданин!
Герман раздраженно протянул в окошко красную книжицу удостоверения.
— Таких корочек, гражданин, в пешеходном переходе на рубь штука дают. Мне паспорт нужен, — со скрытой издевкой, монотонно ответил дежурный. Не понравился ему этот посетитель, и он позволил себе слегка помурыжить его.
— Назови-ка мне твою фамилию, капитан, и изволь доложить начальнику о моем приходе.
— С удовольствием бы доложил, гражданин. Но начальника нет на месте, и когда будет, сказать не могу. Вызван в управление на совещание. Что еще хотите?
— Фамилию свою назови! — рявкнул Герман.
— А она прямо перед глазами у вас, гражданин. Читайте, если умеете.
— Ты мне ответишь за это, хам! — буркнул Герман и выскочил из милиции к машине.
— Куда? — спросил шофер.
— Да домой, куда же еще? — гаркнул он на шоферу так, словно тот сто лет должен был знать, куда сейчас везти шефа. От окрика водила втянул голову в плечи и резко вывернул «волгу» из переулка, едва не столкнувшись там с машиной, мчавшейся по прямой.
— Тихо ты, кретин!.. Что вы все сегодня такие!?
— Да мы и сегодня нормальные. Это вы чего-то… Не с той ноги, что ли?…
— Так… Сейчас ты договоришься у меня до заявления по собственному…
— Господи,
— Напугаю так, что вернешься к себе в колхоз навоз возить.
— Да все лучше будет…
— Останови! — скомандовал Герман и вышел из машины, едва она притормозила у тротуара.
…. — Ты чего это сегодня рано, забыл чего? — испуганно спросила Фаина, прикрывая собой проход из прихожей в комнаты.
— А что? Помешал? — И не переобуваясь, Герман протиснулся мимо супруги в гостиную и оттуда в неприбранную спальню.
— Эй! Следишь-то кругом зачем? Чего случилось-то? Я что, уборщица — за тобой подтирать? — взвилась она голосом.
— Извини. — Герман опустился в кресло. — День сегодня такой… Понедельник, одним словом…
— Да ты же почти не пил вчера… С чего он у тебя такой? По работе чего? — Она села напротив.
— Да так… Ерунда какая-то… — Он достал из нагрудного кармана изрядно помятый листок, положил перед женой. — Утром на столе лежал.
— И чего? — спросила она, прочитав записку. — Может, пошутил кто? — но руки и голос у нее дрогнули.
— Не знаю. Может и пошутил. А, может, и нет, — выпали у Германа слова. — Хорошо, если это кто-то свой. Он как-нибудь проявится. А если с улицы? Ты же знаешь, что сейчас творится… Рекламный отдел мог кому-то отказать, а виноват председатель… Сколько уже случаев было в Москве! Да и не только… Сучья стала страна.
— Позвони кому-то: пусть дадут охрану.
— В милиции даже слушать не стали. Капитанишко какой-то паршивый дальше своего вонючего окошка не пустил. Так я представился ему. А представляешь, как они с другими теперь разговаривают?
— А в прокуратуру если заявить?
— Там тоже сволочь на сволочи сидит…
— Что теперь делать? — Фаина покосилась на записку. — Я Нинке Завьяловой сейчас позвоню, пусть придет.
— Кто такая Нинка Завьялова и зачем она нужна?
— Нинка — нотариус. Тут же написано: «Написал завещание?» Нинка поможет. Ты, чего, не помнишь ее? — спросила Фаина.
— Так… И здесь меня уже хоронят, — проговорил Герман, глубже усаживаясь в кресле. — Ну, давайте-давайте. Сморчок твой недоношенный рад будет: место освободилось. Слушай, а это не он так озаботился?
— Ты — дурак? — вскинулась на него Фаина.
— Наверно — дурак, если до сих пор позволяю ему бывать в нашем доме. Когда он последний раз был? Вчера днем? А вечером, значит, записочку оставил?
— Ну, ты, Бубен, совсем уже! Нужен ты ему сто лет! А мне и подавно!.. Ой, я не так сказала. Он мне сто лет не нужен. Я что, дура — шило на мыло менять?
— Это точно. Это не часы на трусы менять. Всё! Пошли все вон! Я еду на дачу. Позвони в комитет, пусть приедет машина, — распорядился Герман и резко поднялся.