Долгие ночи

Айдамиров Абузар

Мачиг верил Хорте и со свойственной ему поспешностью, словно паспорт уже лежал у него в кармане, готовился к отъезду.

Продавать ему, собственно, было и нечего: корова да бычок — вот и все его добро, с которым ему предстояло расстаться, прежде чем тронуться в путь.

Корову и бычка Мачиг пригнал на базар в Шали. До Шали было значительно ближе, но и народу там было гораздо больше — из Грузии, Осетии, Дагестана. И все приезжавшие хотели нажиться на скудном добре несчастных переселенцев. В первый день Мачиг с раннего утра до позднего вечера

простоял на базаре, но так и вернулся ни с чем. Никто за корову не давал ему даже и половины ее стоимости. Как будто все сговорились между собой.

Конечно, их можно понять: хочется-то купить подешевле. Ну, а ему каково? Они-то должны видеть, что коли уж такой, как он, продает свою корову, значит все, значит, нужда довела. Он же не барышник какой-нибудь, не скупает и не перепродает втридорога. Если бы не переселение, он бы ни за какие деньги не отдал ни корову, ни бычка. Правда, скотом на базаре в Шали торговали отборным: покупателей около себя он за весь день так и не заметил. Бойко торговали грузины и дагестанцы: им было что предлагать. А он и рта не раскрыл, чтобы зазывать покупателей. Вот почему на этот раз он пошел не в Шали, а в Червленую. Здесь, правда, народу собиралось поменьше, но зато было больше надежды найти покупателя.

Из Гати-Юрта Мачиг отправился накануне. В Червленой он провел ночь у Андрея, а рано утром пришел на базар. Дорога из Гати-Юрта была долгая, скотина за это время изголодалась.

Бедный Мачиг уже и не надеялся продать их за настоящую цену.

Спасибо Андрею, от свежего сена животные приобрели к утру вполне сносный вид, и теперь Мачигу совсем не стыдно было выставлять их напоказ.

Мачиг стоял на базаре не один, вместе с ним пришел и Андрей.

Как ни отговаривал его Мачиг, Андрей настоял на своем.

— Мои заботы никуда от меня не денутся, подождут, — сказал он. — А тебе без моей помощи не обойтись.

Зная, что Мачиг не приспособлен к подобного рода делам, Андрей решил продать его скотину сам. Корова, хотя и невзрачная на вид, была хорошей породы. В прежние времена за нее дали бы и тридцать рублей. Однако сегодня больше пятнадцати никто не предлагал. А вот с бычком повезло. Сразу нашелся покупатель, и они отдали бычка за двадцать три рубля. Все покупатели давали одну и ту же цену. Андрей злился.

— Пятнадцать рублей за такую корову? С ума сошли!

— Пятнадцать, и ни копейки больше!

— Премного благодарен. За такую цену постарайся купить в другом месте.

Эти же покупатели отговаривали других, тех, кто давал больше.

Подожди, мол, потерпи немного. Скоро сам отдаст ее и за десять рублей. Не тащиться же ему со своей коровой в Турцию! Кроме нас, он покупателей все равно не найдет.

Андрей слушал их и качал головой:

— Какие же вы несчастные люди! Радуетесь чужому горю.

Побойтесь Бога!

Мачиг стоял в стороне и не вмешивался. Да он и не знал, о чем там у них идет разговор. Но по мрачному лицу Андрея

догадывался, что дела плохи. Стоять просто так ему было скучно, и он решил пройтись по базару: может быть, встретится кто-нибудь из знакомых. Чеченцев сюда приехало много, но почти все прибыли с берегов Терека. Мачиг долго кружил в толпе и уже стал возвращаться назад к Андрею, как вдруг увидел человека, лицо которого ему показалось знакомым. Тот тоже взглянул на него и радостно улыбнулся. Мачиг вспомнил его имя — Данча. Они виделись всего лишь раз, да и то очень давно.

— Ассалам алейкум! — воскликнул Мачиг.

— Ва алейкум салам!

Они обнялись как близкие знакомые.

— Ты зачем пожаловал сюда? — поинтересовался Мачиг.

— Купить кое-что нужно.

— Ты не торговлей ли занялся?

— Нет, я в Турцию собираюсь,

— И ты тоже? — удивился Мачиг. — А когда?

— С первой партией.

Ему показалось, что Данча шутит.

— Нет, Мачиг, к сожалению, не шучу.

Мачиг все не отпускал его руку.

— Как же так? Ведь твои друзья, Арзу, Берс, Маккал, всегда были против переселения.

Грустные глаза Данчи потемнели. Мачиг понял, что он напрасно затеял этот разговор. Не стоило лишним напоминанием бередить душу. Но и отступать уже было неудобно. Хотя, почему и не поговорить? Ведь люди при встречах делятся тем, что их больше всего волнует. А переселение в Турцию — разве сейчас это не самое главное, разве оно не волнует всех чеченцев?

— Не по своей я воле еду, Мачиг, — ответил Данча.

— Не по своей? — невольно вырвалось у Мачига. — Зачем же тогда ехать?

— Ты знаешь, наш устаз Кунта-Хаджи вынужден был переселиться в Турцию. И все мои родственники решили последовать за ним.

Я просил, умолял. Не помогло. Ослушаться же тамады рода не имею права. Да и как расстаться с родными и близкими?

— Все поедем! — зло выкрикнул безрукий чеченец. — Все до одного! Там нам уже земли выделили и дома построили. Ждут нас, не дождутся. А глупый народ еще размышляет о чем-то!

Несдержанность безрукого не понравилась Данче.

— Нет, Алха, — сказал он. — Я еду не потому. У каждого есть обязанности, долг. А ты напрасно горячишься, Алха. Едут-то не все.

— Не все… Не все… — Алха скрипнул зубами и насупился.

— На одних страху нагнали, других обманули. Мужчин нет! — заорал вдруг Алха.

Люди останавливались, прислушивались.

— Перевелись настоящие мужчины! Наши отцы умерли за эту землю.